Наш праздничный челлендж завершен! Подарки розданы, маски сняты. И наконец настало время организаторам взять, кхе-кхе, последнее слово.
Мы страшно рады, что наш челлендж состоялся. А произошло это благодаря вам всем – зрителям и участникам! Наши Санты были прекрасны все как один. Не обошлось, конечно, без накладок, но они оказались несерьезными, и все заказчики в срок развернули свои подарки.
Все участники были страшные молодцы, мы вам всем безмерно благодарны – за то, что согласились поучаствовать, что благодаря вам в фандоме появилось столько новых прекрасных вещей, ну и вообще. Очень мы любим внезапную Aerdin и ее (пока что) таинственного соавтора (как только он назовется, мы впишем его имя золотыми буквами куда следует) за оригинальный подарок, которого лично мы никак не ожидали.
Но отдельное спасибо со всей оргской прямотой мы хотели бы сказать героической m-Rita - она написала чудесный фик и спасла нас. Хотя вообще, могла бы и отказаться. Спасибо тебе, друк!
Ну а остальные две замены обошлись нам нашей малой кровью. Чем мы, наверное, даже гордимся.
А в итоге мы все подарили друг другу аж 30 штук разнообразных креативов за какие-то две недели... За прекрасные две недели!
В общем, в следующем году мы это собираемся повторить.
Название: Еще одна попытка Автор:Ollnik Бета:Nyctalus Пейринг: Фудзимия Ран/Кудо Йоджиспойлер/Ито Аска Категория: слэш Жанр: романс, pwp Рейтинг: NC-17 Размер: мини (2070 слов) Предупреждения: омегавёрс, таймлайн - после СайдБи Комментарий автора: С Новым Годом и Рождеством!
читать дальше Госпиталь Криптонбранд никакой особенной маскировки не имел. Маленькой клинике в северном предместье Саутгемптона достаточно было выглядеть очень частной и очень дорогой, чтобы никто к ней особо и не присматривался. Деревья в умело спланированном саду практически полностью скрывали здание, так что даже внимательный наблюдатель ничего бы не разглядел. В палатах из-за этого царил вечный полумрак, зато можно открывать окна. Если врач позволит, конечно, а врач тут был суровый. Старику обычно хватало одного взгляда, чтобы унять даже мучавшегося бездельем Кэна. Этого, правда, пока не требовалось — двух суток не прошло с провальной миссии в поместье Нортенхилл, Кэн явно не пришел в себя настолько, чтобы просить поблажек.
— Каждый раз, как на него смотрю, — голос Кэна после долгого молчания под кислородной маской был хриплым, но смешливые нотки звучали явственно, — каждый раз думаю, что погоны и камуфляж ему пойдут лучше, чем белый халат. Как там все?
Ая придвинул к койке стул, поморщился, когда металлическая ножка скрипнула о кафель — неприятный звук царапнул будто по живому. Надо бы поспать хоть пять-шесть часов. Может, даже здесь, в клинике.
— С ним хуже. Большую часть антибиотиков он не переносит, медики не могут справиться с заражением. Пытаются что-то синтезировать на ходу, но гарантий никаких.
К Фри не пускали никого, так что Мишелю Ая приказал идти спать. Тот устроился на койке Хлоэ, а последний — в кресле у дверей реанимационной палаты.
— То есть вся надежда на этот его интерлейкин? Хреново.
— Да.
— Ты нашел Йоджи?
— Что? — Кэн сменил тему так резко, Ае даже показалось, что он все-таки заснул и не услышал часть фразы.
— Та-ак, понятно. Даже не искал. — Кэн было приподнялся, но тут же рухнул обратно на подушку, пискнул монитор. — Блядь, тебе он нужен.
Начинать дискуссию Ая не хотел. Когда они с Кэном еще раз прослушивали перед миссией записи с жучка из букета невесты, на споры не было времени, а сейчас сил. От усталости ломило затылок, жгло глаза, из-за этого никак не получалось сосредоточиться, а любой вопрос хотелось решать исключительно грубой силой.
— А тебе надо отдыхать, — Ая поднялся. — У Йоджи новая жизнь, и как боец он теперь вряд ли хорош.
Стул снова проскрежетал ножками по полу, стал рядом с другим, таким же.
— Какая, на хрен, жизнь? Он твоя омега.
Промолчать, оставить вопрос без ответа было нельзя. Кэн не отстанет, а то еще начнет действовать сам — чтобы найти Йоджи вставать необязательно, достаточно телефона.
— Кэн, — формулировать личное Ае всегда было сложно, слов вечно не хватало, чтобы точно описать то бесформенное, яркое и живое, что обычно называли чувствами. Но чтобы закрыть тему должно хватить и простых. — Мы спали друг с другом потому, что альфа и омега иначе не могут жить в одном доме. В остальном — он увлекался женщинами, у меня были планы мести и забота о сестре, ничего общего, кроме работы. Это не то, ради чего можно ломать его мирную жизнь.
Кэн молчал долго, и Ая оперся о косяк: слишком ныли плечи, стоять было тяжело.
— Ты так и не простил ему Ной. — Кэн не спрашивал, все-таки он слишком хорошо знал их обоих.
Ая мог бы простить это «мы ведь ничего друг другу не обещали», там и нечего было прощать — действительно не обещали, Ая тоже уходил. Но Йоджи подставил всю команду и, главное, Аю-тян. Его хотелось скорее удавить, чем сочувствовать, да Йоджи поддержки и не просил — даже в течку, в первую после гибели Ной, просто ушел и не появлялся все две недели. И дальше тоже. Но ждал, как потом оказалось.
— А Йоджи не простил мне, что я его не поддержал.
— Идиоты. Оба.
— Да, но уже слишком поздно что-то исправлять. Будет только хуже.
Кэн теперь выглядел расстроенным и сдавшимся, так что Ая решил, что убедил его. Открывая дверь, чуть не заехал створкой себе по лбу.
— Ая.
— Что?
— Не садись за руль. У них тут найдется для тебя койка.
— Угу. Ты сам тоже отдыхай.
* * *
Вести машину Ая старался как можно аккуратнее — излишне торопливых английские полицейские не любили. А поторопиться следовало, потому что Ая проспал — даже не помнил, как выключил будильник. Хлоэ полдороги язвил, но явно был доволен, что не пришлось вызывать такси. Да и вообще был весел и бодр: Фри пришел в себя, к нему даже пустили Мишеля, и пришло сообщение из клиники, где лежала Кристина Глэй — с ней оказалось все в порядке.
Предстоящее объяснение с ней Хлоэ сейчас не заботило, хорошие новости перевесили все. А вот Ае было тревожно: приемлемой легенды, объяснявшей произошедшее, просто не существовало. Стоило бы отправить Хлоэ за границу надолго, чтобы исключить их встречу вообще, но Хлоэ вряд ли согласился бы. Кроме того, пришли новости от Наны о предстоящей миссии.
Эти размышления и болтовня Хлоэ занимали все мысли, да усталость все еще сказывалась, так что Ая чуть не запер Хлоэ в машине — двигался на автомате. Зато тот возмутился так громко и многословно, что Ая встряхнулся и даже смог отшутиться.
Да так и захлебнулся смехом, когда открыл внутреннюю дверь магазина и наткнулся как на стену на густой, тягучий запах течной омеги.
Йоджи, что-то увлеченно рассказывавший очарованной Куруми, резко замолчал и обернулся.
— Ран.
Забыл, что звал его этим именем только в постели? Или нарочно так назвал? Если нарочно, то почему он с женой?
— Зачем ты здесь?
Спрашивать, как он их нашел, глупо — и адрес, и телефон были у Мамору, Кэн тоже мог успеть что-то, пока Ая спал. А Йоджи изменился: стал похож на себя прежнего, до Ной, и даже больше — стал мягче, как-то… веселее? Стригся по-прежнему коротко. А эта Аска явно переживала за него: тискала сумочку, старалась улыбаться. Ни следа злости или ревности Ая не заметил.
— Искал тебя.
Улыбка у Йоджи была прежняя — теплая, чуть лукавая. Аю и раньше она возбуждала не меньше, чем запах. Из закушенной изнутри щеки в рот потекла кровь. Черт.
Йоджи должен был вспомнить многое, если не все, чтобы выпросить у Мамору адрес. Но что он рассказал Аске?
— Зачем? Тебе никогда не нравился наш… образ жизни.
— Боюсь, я очень нравлюсь этому образу жизни. Он меня просто-таки преследует, — Йоджи развел руками.
Убил кого-то? Вполне может быть. А убийство потянуло за собой другие воспоминания. Тоже может быть.
Мысли с трудом пробивались сквозь давящее, выматывающее возбуждение, запах Йоджи, казалось, тек теперь по жилам вместе с кровью, вместе с ней звенел в ушах незабываемым зовом гона. Утешало только то, что Йоджи должно было быть еще хуже.
Ая попытался сосредоточиться на окружении: Хлоэ застыл рядом, пытаясь казаться невидимым. Юки около прилавка, ничего не понимающий, но готовый броситься в бой. Замершая Аска, Куруми с букетом в руках — стиль Йоджи в сочетании цветов опознавался сразу. Значит, не потерял навык. А боевой? И еще вопрос: куда смотрел Мамору?
— Персия не смог помочь?
— Почему, смог, — моргнул Йоджи. — Адрес вот дал. Я решил, если уж возвращаться, то к тебе, а с образом жизни уже потом разбираться.
От ярости стало вдруг легче дышать.
— Решил? За нее тоже? — Аска вздрогнула и чуть не уронила сумку. — У тебя есть обязательства. Хоть раз в жизни подумай о ком-то, кроме себя.
Ая развернулся на каблуках и пошел к себе, в висках стучало: еще пара минут — и он трахнул бы Йоджи прямо там, при всех. Запах катился следом темной волной.
В дверях комнаты Ая развернулся — и не успел. Йоджи перехватил руку, не дав вытолкнуть себя в коридор, шагнул ближе, прижав Аино запястье к груди.
— Давай попробуем еще раз. Пожалуйста.
Да, конечно, еще раз, и еще пять раз. Ая дернул Йоджи на себя втаскивая в спальню, захлопнул дверь. На то, чтобы запереть, не хватило уже ни соображения, ни свободных рук — они сдирали друг с друга одежду, обрывая пуговицы, ломая застежки и молнии, добираясь до кожи, горячей и соленой на вкус.
Покрывало полетело на пол, Ая уже в воздухе поймал подушку, летящую следом, неаккуратно, комом запихнул ее Йоджи под бедра. Пока тот устраивался, лихорадочно зашарил между широко разведенных ног, царапая нежную кожу, нащупал нитку, медленно, с силой выдохнул, потянул, стараясь не торопиться и не дернуть.
Тампон, насквозь уже пропитанный смазкой, с трудом вышел из задницы, хлюпнув напоследок. По промежности потекло, запах стал совершенно одуряющим. Гон накрыл с головой, будто тяжелым душным одеялом, в нем не было ни прошлого, ни будущего, стерлись лица и имена, осталось только дрожащее как в лихорадке, знакомое до малейшей родинки тело под ладонями.
Ая узнавал каждую черточку на спине Йоджи, даже в полумраке спальни: несколько тонких мелких шрамов на плечах — следы от собственной лески; клякса пулевого на правом боку — на три пальца ниже точки, где стало бы смертельным; рваный широкий шрам с отчетливыми следами швов — когда они занимались любовью последний раз, он еще был красновато-лиловым. И маленькая полудуга под левой лопаткой — след от Аиного укуса так и не сошел. Ая прихватил зубами поверх, как делал каждый раз. Не ритуал, не привычка — просто знание, оживающее на кончиках пальцев, ласкающих там и так, как нравилось Йоджи.
Первый оргазм накатил почти сразу, после нескольких толчков. Ая судорожно хватал воздух ртом, чувствуя, как сжимается мышечная петля вокруг основания члена, запирая его внутри, как плавится в голове ощущение себя, перетекая в иную форму — половинки неразрывного целого.
Теперь каждое движение было одним на двоих, начинало или продолжало общее: единый ритм неглубоких резких толчков, дыхания, пульса, прерываемый только вспышками оргазмов — кратких пауз, в которые умещалось несколько ласк, поцелуев, укусов, пока тела снова не потребуют двигаться, двигаться, двигаться, пока снова не останется только горячее пряное наслаждение, растущее из глубины второго его тела и на пике захлестывающее до самого горла.
Она пришла как раз в такой перерыв — мысль, что убить их сейчас проще простого, немного отрезвила, но расцепиться все равно было невозможно. Аска застыла на мгновение и начала раздеваться — быстро, сбрасывая одежду прямо на пол, переступая через нее.
— Аска, — Йоджи дернул жену на себя, заставляя упасть на кровать рядом, обнял, накрыл губы поцелуем — долгим, глубоким.
Ая ждал, кусая губы, сдерживаясь. Подался назад, позволяя Йоджи подгрести под себя женщину, потом качнулся вперед вместе с ним, и снова назад, давая простор для движения.
Разбитый на троих, ритм сложился не сразу, но неловкие мелкие толчки сменились ровными, быстрыми, Ая только слегка придерживал бедра Йоджи, когда тот подавался назад, насаживаясь. Аска кончала под ними, дрожа и шепча имя Йоджи, задыхалась, замирала и начинала снова, стонала глухо и коротко, не мешая Ае слушать голос Йоджи — его стоны, мягкие и певучие, сменились бессвязными нежностями, а потом хриплыми криками. Это значило — почти. Еще немного, и они выдохнутся настолько, что остановятся. Устав, Аска просто замерла, не пытаясь высвободиться из-под их тел. Ая с облегчением позволил себе опереться снова на руки, уткнуться лбом в ту отметину от зубов.
Теперь он раскачивался, не торопясь, не пытаясь через силу дотянуться до очередного пика, щадя и себя, и Йоджи. Чувствовать, как тот дрожит и всхлипывает, выстанывает бесконечное «да-Ран-да» — уже стоило больше любого оргазма.
Последняя вспышка наслаждения была неяркой, но долго не хотела отпускать, и в ответ на каждое движение Йоджи снова и снова судорожно сжимался, вытягивая из Аи последние капли семени.
Усталость навалилась как обычно — внезапно нахлынула боль в спине и руках, нещадно заныли колени. К тому же, чтобы не придавить спящую Аску и не спихнуть ее с кровати, пришлось укладываться на бок очень аккуратно. Облегченно вздохнув, Ая просто обнял Йоджи и позволил себе отключиться.
Если верить часам, прошло минут семь. Ая прислушался к ощущениям: для попыток расцепиться еще слишком рано. Но что-то было не так: запах течки больше не мучил, Йоджи пах новым каким-то ароматом — травяным и неожиданно жестким…
— Ты бросил курить?
— Нет. То есть, специально не бросал, само как-то отстало.
— Понятно. — На что-то более разумное Ая сейчас был не способен в принципе. Но хотелось еще… — Отпусти опять волосы до плеч.
— О-о… Ты никогда не говорил, что тебе нравится.
— Ты не спрашивал. — Нравилось. Нравилось, когда длинные пряди темнели от пота и липли к спине. Это было странно, но Аю это возбуждало.
— Уговорил. Но при одном условии.
В этом был весь Йоджи.
— Каком?
— Ты не будешь наматывать их на пальцы после секса.
— Ты сволочь. — Но он помнил. Помнил.
Глаза внезапно защипало. Наверное, пот попал. Пришлось зажмуриться и ждать, пока пройдет.
— Ая? — Йоджи извернулся в объятиях так, чтобы смотреть в лицо.
— Что?
— Я так понимаю, мы попробуем, да? Начать сначала? Ты нас не выгонишь утром, правда ведь?
Аска оказалась смелой. Но все-таки втроем… Ая оборвал этот мысленный бег по кругу. Не сейчас. За полторы недели течки так или иначе станет понятно, получится у них или нет.
— Ая?
— Уже пробуем. Нет, не выгоню.
Йоджи выдохнул, резко и коротко, и притянул поцеловать — да так, что Ае пришлось крепче обнять его поперек живота, чтобы не дернулся: расцепляться сейчас было бы чертовски больно. Хорошо, на долгие поцелуи у обоих не хватало уже сил и дыхания.
Название: Ядерный фокстрот Автор:Илана Тосс Пейринг/герои: Ая/Шульдих Категория: преслэш Рейтинг: G Исполнитель и песня: Ундервуд — «Понты-понты» Объем клипа (в мегабайтах): 21 Мб (скачать с mediafire) Комментарий автора: С Новым годом и Рождеством!
Название: Шаг в будущее Автор:Илана Тосс Бета:Aerdin, Аурум Пейринг: Ая/Кэн, Кроуфорд/Шульдих Категория: слэш Жанр: романс Рейтинг: NC-17 Размер: мини (3 971 слово) Комментарий автора: Ая не знает, что делать с чрезмерной агрессией Кэна. // Таймлайн: в районе драмы «Бессонная ночь»
читать дальшеНа кухню вошел Кэн, и температура явственно подскочила. Ая прикрыл глаза и прислушался к небрежному обмену репликами:
— Чего не спится? — Кэн залез в холодильник чуть ли не по пояс. — Секреты или так?
— Какие у нас секреты на десяти квадратных метрах, — тоскливо вздохнул Оми. Ая промолчал.
— Это точно, — хмыкнул Кэн, возвращая ополовиненную коробку сока на место. — Ладно, счастливо оставаться, полуночники. Брали бы пример с Едзи, он если и не спит по ночам, то и в трейлере не сидит.
Он невозмутимо задрал футболку, почесал живот и, наконец, покинул кухню.
Ая откашлялся, с усилием отвел глаза в сторону и натолкнулся на понимающий взгляд Оми. С разбором последней миссии возникли проблемы.
— Как обычно, в туалете, или прямо здесь? — спросил Оми вполголоса. — Ты мне нужен соображающим.
— К черту туалет, — Ая с хлопком задвинул ширму, отделяющую кухоньку от остального пространства трейлера.
Действительно. Круглая задница Кэна, обтянутая спортивным трико, и кубики загорелого пресса, который он так ненавязчиво-откровенно им продемонстрировал, не оставляли выбора.
Оми предложил это пару месяцев назад. Ая согласился. Для Оми всегда было первично чувство близости и родства и его накал, а не очевидные нормальным людям нюансы. Вот и сейчас торопливая дрочка напарнику «чтобы соображалось лучше», вроде совместной пьянки или спарринга, только эффективнее, явно не отличалась в его глазах от необходимости перевязать или накормить. В конце концов, когда-то Оми так же легко переключился с влюбленности в Оку на то, чтобы принять ее как сестру.
Общая черта всех Такатори, что ли, это неумение дифференцировать, крутилась в голове навязчивая мысль, пока Ая подавался навстречу жестким, привыкшим натягивать тетиву пальцам. Оргазм, пустой и не принесший подлинного удовлетворения, сотряс тело, а Оми уже обтирал ладонь бумажным полотенцем и споласкивал руки.
— Легче?
Ая коротко кивнул. Разделенное почти не смущало — и в этом, пожалуй, была самая засада.
— Тогда скажи, что думаешь, — Оми уселся рядом, побарабанил пальцами по стопке принесенных распечаток.
— А что тут думать? — Ая от души потянулся. Спать не хотелось, но оргазм расслаблял. — Обрадуем Карасуму — Вайсс нужен мозгоправ, да из тех, кто посерьезней?
— Не годится, — Оми чуть зевнул и привалился к плечу. Это полудетское желание ласки и лихорадочно работающий мозг всегда задевали в Ае что-то глубоко внутри.
Оми не был ему братом, но и напарником, видимо, тоже. Просто… близким. Своим.
— В Критикер нельзя, я понимаю. Не Шварц же искать.
Оми заинтересованно поднял голову.
— Что? Предложим их телепату халтурку?
Оми поморщился и зевнул снова, уже не скрываясь.
— Он тебе нужен.
— Я знаю, — Ая не видел смысла отрицать очевидное.
— Ты ему тоже, — убежденность Оми могла сдвинуть средних размеров гору.
— Только понять он это должен сам, — отрезал Ая. Поднялся, поправляя одежду, и потянул Оми за собой. За пару шагов от ширмы до кровати тот как-нибудь определится, спит ли он сегодня рядом сразу или приползет среди ночи, наполовину спящий.
Едзи мудро не вмешивался. И только Кэн ничего не замечал.
***
Иногда Шульдих сам себе напоминал истеричную престарелую кокотку, но поделать с этим ничего не мог. Да и не хотел, если честно. В команде уже был один штатный сухарь, второго такого же не потерпел бы, в первую очередь, сам Кроуфорд. А с уходом Фарфарелло развлечений почти не осталось. Так что пусть уж лучше кокотка, чем вешаться со скуки.
Последний месяц каждое утро начиналось с недовольного вопроса Шульдиха:
— Кроуфорд, за каким чертом мы вернулись в Токио?
Каждое утро Кроуфорд пропускал это мимо ушей, отделываясь невозмутимым «Ждем». Чего ждем, зачем, почему — это он оставлял без объяснений.
Наконец, однажды рвануло. Ну, как — рвануло. За обедом Кроуфорд положил на стол перед Наги глянцевую брошюрку с торчащим оттуда билетом. Экскурсия в Токийский зоопарк на весь день.
— Я мог бы просто не выходить из своей комнаты, если вам с Шульдихом приспичило потрахаться, — после случая с Тот и бессрочного отпуска Фарфарелло Наги уходил из-под контроля все явственней. Предотвратить это было нельзя, а значит, следовало возглавить.
— Какой наглый ребенок.
— Согласен. Но у нас несколько другие планы. Возвращайся к семи, Наоэ. Это приказ.
— Я понял, — Наги без возражений ушел в свою комнату переодеваться.
— Теперь ты, Шульдих, — Кроуфорд повернулся к нему. — Съезди в «Моримото» и закажи столик на завтра. На имя Наги. Нет, не по телефону. Нет, не внушением, — добавил он, предвосхищая вопросы.
— Ну, знаешь…
— Знаю. Ты жаловался на скуку, или я ошибаюсь?
Кроуфорд прищурился, нахмурив брови тем особенным образом, который всегда означал: «неподчинение приказу равняется смерти». Любимая Шульдихом сценка «непонятый гений-телепат» откладывалась на неопределенное время. Впрочем, он еще ни разу не жалел о последствиях этого кроуфордовского взгляда.
— Угадай, кого я встретил? — Шульдих нарисовался на пороге их квартиры через несколько часов. Не дожидаясь ответа Кроуфорда, он продолжил: — Помнишь тех чокнутых Вайсс? Этот среди них был любимчиком Фарфарелло.
— Прекрасно. Надеюсь, он тебя тоже узнал?
— Да он меня чуть не придушил. От радости, я думаю.
— Отлично, — кивнул Кроуфорд и повторил: — Ты отлично справился.
Шульдих фыркнул:
— Он идет сюда, ты в курсе?
— Как и запланировано, — Кроуфорд удовлетворенно улыбнулся.
Хидака, застывший в дверях, выглядел… ну да, раздраженным. Хищным. Опасным. Но не для тех, кому подвластны чужие мысли. Шульдих склонил голову набок и насколько мог ехидно протянул:
— Herzlich willkommen!
— Чего?
— Заходи, говорю.
Не отрывая от него настороженного взгляда, Кэн шагнул через порог — напряженный, готовый в любую секунду атаковать. Глаза его горели азартным огнем и совсем немного — жаждой убийств.
— Ну-ну, спокойнее. Не забывай, что в гостях, и веди себя прилично, сделай милость, — Шульдих ухмыльнулся и отошел в сторону.
Кроуфорд аккуратно сложил газету, убрал ее на журнальный столик и поднялся навстречу гостю.
— Приглашаю тебя обсудить кое-что. Как деловые люди. Тебя и твою команду. В ваш магазин я уже позвонил.
Кэн по-прежнему стоял, прижимаясь спиной к стене, и мрачно глядел на него исподлобья.
— Какой серди-и-итый, — почти пропел Шульдих, покосившись на Кроуфорда. — Да не тронет тебя никто, Вайсс, расслабься. Кажется, мы сейчас на одной стороне.
— В некотором смысле нам нужна ваша помощь.
— А тебе — наша. Не так ли? Надо же, как удачно все совпало!
— Шульдих, действуй.
***
К звонку Кроуфорда Ая оказался не готов. Говоря откровенно, он даже не сразу узнал голос. В уши билась фраза: «Хидака у нас в гостях, приезжай, поговорим».
Из оцепенения его вывел Оми:
— Ая-кун, что случилось? Кто звонил? Что-то с Кэном? — напряженный взгляд заставил собраться.
— Оставайся здесь, дождись Едзи. Потом закроете трейлер и приедете вот сюда, — он нацарапал адрес на клочке серой упаковочной бумаги. — Помяни черта, называется.
Оми сощурился, припоминая, и сжал губы, поняв намек, когда Ая скользнул пальцами по брошенному Кудо под прилавком шварцкопфовскому воску для волос.
Ая вышел в их общую комнату. В голове было до морозного хруста ясно.
Кожаный плащ для миссий, укрепленный кевларом, с массой полезных карманчиков, пришлось оставить. Ая защелкнул на груди пряжки двух подмышечных кобур с пистолетами, прикрепил к запястью ножны с метательным ножом, и поверх всего этого набросил невзрачную серую ветровку. Катану он снял было со стены, но вернул обратно: как и плащ, она была слишком заметной. Неизвестно, что его ждет у Шварц, мало ли, как придется уходить. Автоматически собрал мини-аптечку, наскоро утрамбовав в жесткий футляр самые необходимые лекарства, уже готовые к применению, только вонзи шприц в вену. Но все трезвые, расчетливые мысли перекрывала глухая тревога за Кэна: что случилось, почему, как…
Кроуфорд предельно четко объяснил, как добраться до их жилища. Обыкновенный домик в одноэтажном квартале не из самых богатых, неприметный, угловой, с удобными калитками с обеих сторон примыкающего к нему садика. Повсюду стояли точно такие же дома, в окнах горел свет, ходили, жили своей жизнью люди — словом, это было идеальное место, чтобы, с одной стороны, не привлекать лишнего внимания, а с другой — обеспечить гарантированное живое прикрытие. Впрочем, моральными проблемами Ая сейчас не терзался. Проинструктированный Оми дожидался Едзи в трейлере, и оба они должны были отправиться сюда как только, так сразу. Даже электронное письмо для Бирман ждало своего часа, и в случае чего пришло бы к ней утром. Строго говоря, все было под контролем. Только упрямый червячок страха все равно точил изнутри, заставив бросить машину в нескольких кварталах ранее, и сейчас Ая то и дело прибавлял шаг, и в итоге чуть не прошел мимо нужных ворот.
Кроуфорд стоял на крыльце дома, облокотившись на перила лестницы, и курил, разгоняя дымом мошкару.
— Добрый вечер, — сверкнул безупречной американской улыбкой. Без очков и в домашнем темном джемпере он выглядел на удивление безобидным, для полноты образа ему не хватало только мягких клетчатых тапочек. — Проходи, а то у меня уже скоро сигареты закончатся.
Ая сузил глаза: все выглядело слишком мирно — настолько мирно, что казалось подозрительным. А Кроуфорд беззаботно повернулся к нему спиной и пошел вглубь дома, предоставив Ае идти следом.
Увидев в гостиной Кэна, живого и невредимого, спокойно сидящего в кресле, Ая облегченно выдохнул, но тут же снова напрягся. На полу, положив ладони ему на колени, сидел Шульдих и неотрывно смотрел ему в глаза.
— Привет, Вайсс, — небрежно поздоровался он, не поворачивая головы. Кэн не шелохнулся.
— Какого черта? — в этот момент Ая остро пожалел, что не взял катану. Впрочем, на такой дистанции было достаточно и метательного ножа. Он замер, остановленный мертвой хваткой Кроуфорда.
— Считай это неотложной гуманитарной помощью, а меня — матерью Терезой.
— Шульдих, не отвлекайся! Сколько тебе осталось? — Ая с досадой дернул плечом. Похоже, вместо мордобоя придется договариваться.
— Минут пятнадцать, если меня больше не будут обзывать и пытаться убить.
— Вот и работай. Я с ним поседею, — притворно пожаловался Кроуфорд уже Ае и наконец убрал руку. — Идем в кабинет. Выпьешь чего-нибудь? Говорю же, у нас исключительно мирные намерения.
Слишком много суеты для мирных намерений.
— Вот еще. Здесь говори.
Кроуфорд пожал плечами, мол, как хочешь, а потом подошел к бару и плеснул в два стакана бренди.
— Шульдих прав, — он снова покосился на него, — с поправкой на формулировки, конечно. Но сначала разреши задать тебе один вопрос. Как долго с ним это творится? Жажда крови, неоправданная жестокость… Ну, ты понимаешь.
— Месяца два или около того, — Ая настороженно вертел в руках стакан, пока не понимая, к чему клонит Кроуфорд.
— А когда, по твоим прикидкам, о его состоянии станет известно вашим, гм, нанимателям?
Ая помедлил. Пока что удавалось удерживать Кэна от ненужных жертв, но с каждым разом это становилось все труднее, а его способы расправы с целями — все кровавее.
— В любой момент, верно, — Кроуфорд не стал дожидаться его ответа. — Поэтому вам нужна наша помощь. Конкретно вот его, — он дернул подбородком в сторону Шульдиха. Тот, не оборачиваясь, показал ему фак. — Он сможет завязать агрессию твоего приятеля на что-нибудь другое, не знаю точно, на футбол, макраме, или, скажем, секс…
— Зачем это вам? — Ая глубоко вдохнул, надеясь, что в сгущающихся сумерках его румянец будет не очень заметен. Эта привязанность все-таки слишком все осложняла.
— Сущий пустяк, — Кроуфорд подмигнул ему. Все он, сука, заметил. — Не препятствовать одному знакомству. Ты, Фудзимия, наверное, знаешь, что Розенкройц сейчас на грани развала, а значит, для нас самое время подыскать новых хозяев. А кое-кому — и друзей.
Снаружи, в саду послышался шум, возня и перепалка. В одном из голосов Ая с трудом, но узнал шварцевского психокинетика, а второй принадлежал…
— Оми!
— Ровно семь, — Кроуфорд удовлетворенно взглянул на часы. — Наги пунктуален. Как всегда.
— Где Кудо, мать твою! — рявкнул Ая, не сдержавшись, вылетев на крыльцо. Кроуфорд за его спиной оперся плечом о косяк двери и, похоже, вовсю развлекался, наблюдая за ситуацией.
— Я ему записку оставил, — просипел Оми, прижатый к земле чужой силой. Наоэ стоял у калитки и чистил ногти уголком красочного картонного билета.
— Спасибо за экскурсию, Кроуфорд-сан, — вежливо кивнул он. — Только все это я уже видел в прошлый раз. Япония — слишком маленькая и неинтересная страна, особенно в смысле зоопарков.
— Да что б ты понимал, дурак, — возмутился Оми и с усилием поднял голову. — Ая-кун, ты как? Что с Кэн-куном? Я не мог ждать…
— Все нормально, — настороженно ответил Ая, прислушиваясь к происходящему в доме. Отмеренная Шульдихом четверть часа была на исходе, но и оставить так Оми он не мог. — Решение нашло нас само.
Оми понимающе опустил ресницы, и Ая чуть расслабился. И потому едва не вздрогнул:
— Оставь их, Фудзимия, сами разберутся, не маленькие, — негромко произнес Кроуфорд над его ухом и тут же охнул, чувствительно схлопотав локтем между ребер. Есть у гайдзинов хоть какое-то понятие о дистанции? — Пойдем обратно.
То и дело оглядываясь, Ая ушел в дом. Двое мальчишек остались на улице, сверля друг друга такими взглядами, что казалось, еще чуть-чуть, и воздух вокруг них затрещит, заискрится.
Машинально Ая глотнул из стакана. Бренди обожгло язык, горячей волной прокатилось по горлу и будто смыло тревожную шелуху последних недель.
Он скользнул взглядом по комнате и, наконец, сформулировал для себя смутно царапавшую деталь: Фарфарелло блистал своим отсутствием.
— Пристраиваешь свою мелочь в хорошие руки? — Ая иронически сощурился.
— Уверен, будущий руководитель Критикер, потенциально — премьер-министр Японии — подходящая компания для приютского мальчика-гения с паранормальными способностями. Согласен?
Кэн в кресле пошевелился. Ая бросил на него быстрый взгляд и, не колеблясь больше, кивнул:
— Я не стану мешать. Но решать Оми будет сам.
— Вот и прекрасно, — Кроуфорд отсалютовал ему стаканом. — Обойдемся устной договоренностью? Не жалую в последнее время бумаги с подписями, словам веры больше.
— Согласен.
Пожав протянутую руку, Ая заставил себя сначала поставить стакан на стол и только после этого подойти к Кэну и Шульдиху.
—Что теперь? Что ты сделал?
Шульдих сидел на полу, скрестив ноги, и массировал виски. Потом оперся затылком о бедра неслышно приблизившегося Кроуфорда и пожаловался, задрав голову:
— Никто не ценит тонкое искусство телепатии. Всем подавай все, сразу и желательно вчера.
— Я ценю. — Опустив руку, Кроуфорд медленно перебирал рыжие волосы. — И эти двое ценят. Еще как.
— Стараешься тут, стараешься, и хоть бы кто спасибо сказал.
— Он скажет. Только сначала сам ему расскажи все, что нужно, будь умницей.
— Короче, Фудзимия, я его перемкнул. Когда он захочет убивать, нейроны переключатся, и вместо этого ему захочется секса. Долго объяснять, как и почему это будет происходить, да и ты не поймешь, наверное…
— С кем? — перебил его Ая, выхватив только эту часть объяснения.
— А это уж как получится. Нет, можно, конечно, завязать его на ком-то конкретном. Очень важен первый контакт, чтобы закрепить реакцию… Не, если ты вдруг против, могу я, мне не жалко. Такой красавчик, сложно удержаться, — Шульдих вытянул руку, коснулся ключицы, выступающей из ворота толстовки, погладил Кэна по шее, пощекотал под подбородком, как кота… Когда он убрал пальцы, тот потянулся вслед за лаской, не отрывая от Шульдиха затуманенного взгляда. — Какой чувствительный, а?.. Эй, больно же!
Кроуфорд невозмутимо улыбался, продолжая наматывать на кулак рыжую прядь.
— Забирай своего приятеля, Вайсс, — произнес он светским тоном. — У телепатов после внушения пропорционально повышается уровень либидо, долго я его не удержу.
— Кэн! — Ая наклонился к нему, оттеснив Шульдиха. — Как ты? Ты меня слышишь? Это я, Ая!
— Да слышит он, слышит, — пробурчал Шульдих, тяжело дыша. — А еще видит, осязает и хочет.
Внезапно Кэн закинул руку Ае на шею и потянул к себе, а потом прижался губами к губам. Неожиданный поцелуй вышиб воздух из легких, скрутил, завертел и швырнул с размаху в пропасть. Ая подчинился ему, чувствуя, как воплощаются наяву все его давние желания. Кэн охренительно целовался — неловко, жадно, яростно, до крови — словом, охренительно. Надо было остановиться, вытащить отсюда их всех, но Ая тонул в этом жарком мареве все глубже, словно от телепатии Шульдиха перепало и ему.
Краем уха, как сквозь толщу воды, Ая уловил приглушенное бормотание.
— Вызови им такси.
— Да у него тачка в паре кварталов!
— И кто из них поведет?
— Угу… А может, пусть у нас? Комната свободная есть…
— Не дури. Вызывай машину. А то знаю я тебя…
Спустя вечность Аю осторожно постучали по плечу. С неохотой он оторвался от Кэна, тот протестующе замычал.
— Не хочу показаться навязчивым, но, думаю, вам пора домой.
— Да, действительно. Приношу свои извинения. И… Спасибо. Серьезно.
Ая рывком поднял Кэна из кресла, ухватив под мышки. Тот с готовностью прижался к нему, жарко задышав в шею, и Аю опять чуть не повело. Кажется, Кроуфорд распахнул перед ними и дверь, и калитку, и помог даже сесть в машину, хотя за последнее Ая не поручился бы. Зато жадный, тоскливый, голодный взгляд Шульдиха запомнился ему очень хорошо, к сожалению. Вроде бы, Оми и Наги успели куда-то исчезнуть: позднее Ая нашел в телефоне смс-ку от Оми, дескать, извини, пока что не жди, все хорошо. Значит, с ним, по крайней мере, все было в порядке. Дорогу до дома Ая тоже помнил смутно, единственным четким воспоминанием была ладонь Кэна в его собственных штанах.
***
Водитель то ли оказался понимающим мужиком, то ли Шульдих заморочил его на славу, но довез он Аю с Кэном ровно до набережной, где был припаркован их трейлер, а от протянутых денег отказался.
— Да рассчитались со мной уже ваши друзья. Хорошего вечера, — пробормотал он и резко газанул, едва только они выбрались. Похоже, и впрямь заморочил.
Кэн с трудом переставлял ноги, то и дело повисая на Ае, и что-то бормотал себе под нос. Бессвязность его речи, как при опьянении, не особенно тревожила Аю, а вот реакции собственного тела — очень даже. Сотня метров до трейлера показалась вдруг непреодолимым препятствием.
В маленьком окошке горел свет. Едзи ждал их, сидя на диване и куря одну сигарету за другой — в пепельнице на полу у его ног скопилась уже изрядная горка окурков. Он вскинул на открывшуюся дверь настолько встревоженный взгляд, что Аю окатило ледяной волной: сам он никогда бы не стал так переживать за напарников, ну, разве что за Кэна.
— Все живы? Оми с вами? Что с Кэном? — тут же обрушил он на Аю гору вопросов. Слишком много паники, слишком много суеты, как он вообще выдерживает ритм жизни наемника?
— Все в норме, — Ая бесцеремонно отпихнул его с дороги и осторожно уложил Кэна на диван. Пожалуй, со стороны тот вполне мог сойти за пьяного — тем лучше. Ая пока не чувствовал себя готовым к разъяснительным беседам.
— Кудо, — заставил он себя сказать как можно небрежней, — тебя сегодня никакая пассия не ждет? — Едзи недоуменно нахмурился. — С Хидакой все в порядке.
— Ну, в принципе, есть одна красотка… Да понял я, понял, не дурак, мне Оми сообщение прислал, — морщины на лбу Едзи вдруг разгладились, и он как-то сразу просветлел лицом. — Счастливо оставаться. Эх, вот бы хоть одну девицу вело от меня так, как его от тебя сейчас.
Он осекся под сумрачным взглядом Аи и благоразумно попятился к двери. Через пару секунд Ая остался с Кэном наедине.
К этому времени Кэн словно бы очухался. Во всяком случае, сел на диване и позвал Аю он, как вполне вменяемый человек. На мгновение захлестнуло страхом: момент упущен, внушение не подействовало, во второй раз Шульдих точно не согласится поработать с Кэном, и самому Ае больше нечего предложить им взамен, остается справляться своими силами. Раньше он берег сестру, теперь придется беречь Кэна — от него самого, от Критикер, от всего мира… Одним прыжком он оказался рядом с Кэном и бережно взял его за плечи, сам не зная, что пытаясь разглядеть в сине-зеленых глазах.
— Ты как?
Кэн облизнул пересохшие губы, не став вырываться:
— Нормально вроде, голова только болит. Ая, знаешь… — Он подался к нему навстречу, оказавшись так близко, что Ая чувствовал его теплое дыхание на губах. — Ты ужасно красивый.
Признание ошпарило изнутри. И взорвалась в груди ослепительно счастливая мысль: все хорошо, действует проклятое внушение… Внушение. И все сразу потухло. Дерьмовая это была затея. Он закостенел под ладонью Кэна, гладившего его по щеке.
— Эй, ты чего? Обиделся, что ли? Ты правда красивый, мне всегда так казалось. Только думал раньше: ну как я скажу, это ж фигня какая-то, неправильно это. А сейчас не думаю почему-то.
Небывалое Кэново красноречие потихоньку начало подтапливать лед, и Ае вдруг стало ужасно тяжело стоять — кровь прилила к голове, ноги ни с того ни с сего сделались ватными. Он опустился, почти рухнул перед Кэном на колени, угодив случайно одним в оставленную Едзи пепельницу. Легкая боль немного отрезвила, но только немного: Кэн улыбался обезоруживающе, как умел он один, глядя прямо Ае в глаза, и от нее внутри ворочался дикий зверь, вдруг почувствовавший себя домашним.
— Ничего, если я тебя сейчас поцелую? — шепотом спросил Кэн и, не дожидаясь ответа, поцеловал его — так же требовательно, как и в прошлый раз.
Ая разрывался между желанием отпустить себя и страхом что-то резко поменять, он позволил Кэну целовать себя. Позволил сползти на пол рядом. Расстегнуть молнию ветровки, пряжки кобур и ножен. Стянуть с себя джемпер. Прикосновение ладоней к голой коже обожгло, вырвало из теплого блаженного оцепенения. А потом Кэн, глядя на Аю потемневшими глазами, толкнул его на пол и уселся сверху. Он гладил и ласкал, сжимал и теребил, и каждое касание отзывалось в Ае электрическим разрядом. Это была пытка — но прервать ее он бы не решился ни за что на свете.
Зверь внутри встряхнулся. Ая рывком сел на полу и попытался подняться, не выпуская Кэна из объятий. Из этой затеи предсказуемо ничего не вышло. Тело не слушалось разума, жило какой-то собственной жизнью, и эпицентром ее был Кэн. Горячий, тяжело дышащий, тянущий с себя футболку через голову, ерзающий на коленях Аи Кэн. Некстати в памяти всплыл взгляд Шульдиха, которым тот провожал Кэна, и зверь глухо и ревниво заворчал. Ни за что. Никому в этом мире Ая не позволит замкнуть Кэна на ком-то, кроме него самого. Никогда.
Совместными усилиями они перебрались на диван. Ая спихнул ногой на пол комок из двух пар штанов, прижался к Кэну всем телом — возбуждение, наконец выпущенное на волю, захлестнуло с головой, закружило, лишило памяти и сузило мир до крохотной точки, где было место только двоим.
Кэн потерся твердым горячим членом об Аино бедро, отвлекая от посторонних мыслей, стирая вообще все мысли из его головы к чертовой матери. И это было правильно: к дьяволу рефлексию, так недолго и вторым Едзи стать. И Ая принялся ласкать и целовать Кэна еще отчаяннее. Тело его отзывалось на сперва осторожные, но потом все более смелые ласки с тем жаром и пылом, которые только заводили Аю еще больше. Было удивительно видеть и чувствовать, как он реагирует на самые разные прикосновения. Кэн мотал головой, глубоко дышал и шипел сквозь зубы, и Ая благоговейно трогал его еще и еще, везде, где только мог дотянуться. Под диванной подушкой хрустнули упаковкой презервативы. Какие у них рассеянные напарники, оказывается, Или предусмотрительные, как знать.
— Ая… — удивительно трезвым голосом сказал вдруг Кэн. — У меня скоро яйца лопнут, мать твою, будь человеком, вставь мне уже!
Ая охнул, чувствуя, как от этой фразы все волоски на теле встали дыбом, будто наэлектризованные. Сам он тоже чувствовал, что долго не продержится, но тянул до последнего, предоставляя Кэну самому выбрать.
И тот выбрал. Облизав пальцы, просунул руку между их телами, закинул ноги Ае на поясницу и приставил его член к наспех смазанному анусу. Решительность и беспощадность всегда были свойственны Кэну, а Ая об этом как-то забыл. Забыл он благополучно и про смазку, и про осторожность, толкнувшись внутрь сразу, без подготовки. Кэн скривился, зашипев, но тут же удовлетворенно вздохнул. Сделав мысленную пометку, что он, видимо, любит пожестче, Ая начал двигаться — резко и размашисто.
Кэн уже не стонал — хрипел. Зарождаясь в области солнечного сплетения, этот хрип вибрацией проходил до горла, щекоткой отзываясь в Аиной груди и заканчивался обжигающе горячим выдохом ему же в шею. Нервные окончания от такого плавились и плясали чечетку. И когда Кэн стиснул его задницу, впиваясь ногтями глубоко в кожу, Ая кончил, чувствуя, как на грудь и живот ему брызгают теплые капли спермы.
Отдышавшись, он оттолкнулся от дивана, чтобы перекатиться с Кэна к спинке, но ноющие от напряжения руки подвели и вместо этого он полусполз-полускатился на пол, под пяткой зазвенела все та же многострадальная пепельница Едзи. Ни сил, ни желания выругаться не было, он просто лежал, пялясь невидящим взглядом в потолок, и приходил в себя после оргазма. Наверное, лучшего оргазма за последние хрен знает сколько лет.
Вслепую он вытянул руку вверх — проверить, как там Кэн — и на полпути столкнулся с его пальцами. Стиснул до хруста и успокоенно выдохнул, прикрывая глаза, чувствуя, как греет щеку искоса устремленный взгляд. Время словно застыло на идеальном моменте, и страшно было что-то делать, из опасения разрушить это хрустальное равновесие. По теплу другой ладони, по уверенно сжатым пальцам Кэна, переплетенным с его собственными, Ая чувствовал, что Кэн испытывает сейчас то же самое. Хотелось в это верить, по крайней мере.
— Как ты? — Ая рискнул нарушить молчание. Кэн хмыкнул в ответ сыто и сонно. Мирно. Будто из него вынули к чертям всю прежнюю агрессию, ранее всегда ощущавшуюся слабым привкусом железа на языке. И тут Ая ощутил, в каком кошмарном напряжении он жил до этого. Он — а Кэн, наверное, и подавно. Но теперь, кажется, все изменится. Господи, только бы изменилось.
Под головой глухо зажужжал виброзвонком мобильник, оставшийся в кармане штанов. Жужжал и жужжал, не умолкая, как назойливый шмель.
— Возьми, все равно вставать придется, — хрипло посоветовал Кэн с дивана и откашлялся, прочищая горло.
Ая забросил руку за голову, из второй боясь выпустить ладонь Кэна, и завозился, вытряхивая телефон на пол. Там обнаружилась ммс-ка, присланная с неопределившегося номера — схематично нарисованное рукопожатие и одно-единственное слово: «Удачи».
Название: Туннель Автор:Becky Thatcher Беты:Квисти, Илана Тосс Пейринг: Кроуфорд/Фудзимия Ая Категория: слэш Жанр: экшн, романс Рейтинг: R Размер: мини (1 886 слов) Комментарий автора: с новым годом!
читать дальшеКроуфорд не сразу догадался, что у него жар. Он никогда не болел, даже в детстве: пробуждавшийся дар помогал избегать контактов с людьми, от которых он мог подхватить насморк, одеваться теплее, если был шанс, что его продует, не есть третью порцию мороженого в жаркий день, чтобы не застудить горло. А сейчас все тело ломило, он дрожал от озноба, пальцы на ногах и руках сводило судорогой, кожа горела, мысли в голове ворочались слишком медленно и физически ощутимо. Хотелось спать, но вместо этого он впадал в забытье, периодически выныривая из темных глубин без снов и видений, чтобы поплотнее закутаться в одеяло.
Он смутно помнил, что надо выпить аспирин и что-нибудь от головной боли, прополоскать горло, а лучше — добраться до телефона и вызвать врача. Кроуфорд пытался заставить себя встать, но тело не слушалось, и он снова проваливался в полусон-полуобморок.
Прохладные полупрозрачные ладони прикоснулись ко лбу, пробуя, прошлись по горящим щекам, исчезли на мгновение, а затем снова вернулись — поглаживая, успокаивая, усыпляя. Уже отключаясь, он разглядел темные глаза, морщинку между бровей, длинную челку, падавшую на лоб неожиданного гостя. Лоб, такой же прозрачный, как и руки.
Кроуфорд вынырнул из видения, покачал головой, отметив про себя основные «ключи», поставил мысленную заметку подумать об этом после задания, поднялся из кресла, одернул белый пиджак и отправился в город.
Цель умирала быстро. На вкус Кроуфорда — даже слишком быстро. И слишком грязно, но по-другому Шульдих не любил. И не хотел. Впрочем, такие мелочи Кроуфорда не беспокоили: при необходимости он заставит Шульдиха часами пытать цель, прежде чем вышибить мозги выстрелом с расстояния в несколько сантиметров. А сейчас он сосредоточился на том, чтобы выйти из здания максимально коротким путем, успев отдалиться на безопасное расстояние за секунды до взрыва. Как всегда.
Но сегодня что-то было не так. Фантомные боли из видения преследовали его весь вечер, усиливаясь с каждой минутой: пальцы подрагивали, по спине липкой щекоткой катился пот, голова, казалось, нагревалась все сильнее — он даже несколько раз приложил ладонь ко лбу, но нет, никакого жара не было. А еще постоянно ощущалось чье-то присутствие. Будто в соседнем коридоре бесшумно крался кто-то невидимый. Кроуфорд трижды заставил Шульдиха просканировать здание, но результат не менялся: кроме них здесь не было никого. По крайней мере, живого: трупы мыслить еще не научились, — с ехидной ухмылкой заметил Шульдих.
Кроуфорд промолчал.
Он задыхался, погребенный под грудой обломков, осколков и гипсовой пыли. Вокруг все тряслось и дрожало, шло волнами, совсем не похожими на простой взрыв. Кроуфорд сбросил с себя какую-то доску, подтянулся и выбрался, но встать не получилось — сверху посыпалась белесая крошка, будто потолок пошел трещинами, и тут же пол под ногами зашатался и начал проседать. Раздался оглушительный грохот, мир завертелся, откуда-то запахло морем, а потом все стихло.
И снова прохладные полупрозрачные ладони, и морщинка между бровей — только на этот раз на правой запеклась свежая кровь. Такая же красная, как короткие растрепанные волосы. Блеснула длинная серьга в почти невидимом на фоне волос и белой пыли ухе. Где-то вдалеке противным голосом прокричала чайка. Прозрачный парень дернулся, поднял голову и улыбнулся.
Кроуфорд открыл глаза, потянулся и сел на кровати. За окном щебетали птицы, светило солнце, слышался шелест листьев и пахло молодой травой. Обычная баварская весна, ничего нового. И все же во рту отчетливо ощущался привкус пыли, гари и чего-то еще, описания чему подобрать никак не получалось.
Он прошелся по комнате, разминаясь и перебирая в памяти старые «ключи» вперемешку с новыми. Что-то не сходилось, простой ответ ускользал, проваливался вглубь разума, прячась за ворохом вопросов, сомнений и смутных догадок. Кроуфорд поморщился: он терпеть не мог такого рода видения. Слишком реалистичные, непредсказуемые, запутанные. Разгадывать такую загадку было не удовольствием, а пыткой: никогда не знаешь, есть ли шанс сохранить рассудок, погружаясь столь глубоко.
К счастью, он был пророком боевого подтипа, и подобные видения посещали его не часто. Но тем не менее риск оставался всегда. Кроуфорд снова поморщился — протирать штаны в запертой на ключ комнате без окон где-то глубоко под землей в штабе Эсцет и предсказывать изменения в судьбах мира ему не хотелось.
В дверь тихо постучали, ручка сама собой повернулась, на пороге показался Наги с ноутбуком под мышкой. Кроуфорд поправил очки и последовал за ним на кухню, чтобы получить очередное задание.
Он бежал, прячась за часто посаженными деревьями, вдоль дороги, ярко освещенной фонарями. С другой стороны шоссе синхронно с ним двигалась еще одна тень. Он не мог разглядеть, кто это, но точно знал: его убивать нельзя. Пока.
Кроуфорд сжал зубы — выстрелить в неизвестного придурка хотелось до дрожи. Перед внутренним взором мелькали десятки возможностей стопроцентного попадания, но он отметал их одну за другой, увеличивая скорость и прокручивая в памяти план. План, придуманный не им — с удивлением осознал Кроуфорд. И тут же пропустил момент, когда тень с противоположной обочины одним махом перескочила дорогу, сбила с ног. Блеснуло в неровном свете дуло, раздался хлопок. За мгновение до этого Кроуфорд вспорол нападавшему живот. «В критической ситуации устранение разрешено», — вспомнил он приписку рядом с портретом. Плечо рванула резкая боль, рука повисла плетью, в глазах потемнело, какое-то время он шел по инерции, затем прислонился к шершавому стволу и осел на землю.
Прохладные ладони на сей раз не гладили по щекам, не проверяли, горячий ли лоб — ощупывали руку. Уверенно, больно, профессионально. Удивительно: прозрачный человек, а по ощущениям куда реальнее его самого — теплее, тверже, на пальцах мозоли, пахнет как-то незнакомо, но приятно. Морщинка между бровей, кстати, была все той же. Вот только в глазах было скорее раздражение, чем беспокойство. И темная коса спускалась на плечо.
Весна в Японии Кроуфорду не нравилась. Душный запах цветущей сакуры, лепестки, залетавшие, казалось, всюду, и еще больше людей, чем обычно. Шульдих как-то спросил, почему остров не тонет при таком количестве народа, зданий и техники. Должен же он хоть по миллиметру в сотню лет, но погружаться под воду.
По весне Кроуфорд задавался тем же вопросом. Особенно, когда перед внутренним взором вставало видение тонущего маяка и волн, символично расходившихся своеобразным подобием креста. Самое место и время для последнего рывка в смене власти организации. Последнего их дела, как команды.
Он глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться.
В Англии было холодно. Чертовы сквозняки просачивались в любую, даже крохотную щель. В Англии было мокро, и где бы он ни находился, везде пахло одинаково: сыростью, землей, пылью и почему-то совсем немного — хлебом. В Англии было нечего делать — несколько слишком простых для столь высоких чинов целей не в счет.
Зато в Англии была квартира в невысоком здании на окраине Лондона — кухня, душ, комната, большую часть которой занимал раскладной диван. А на диване лежал, раскинув во сне руки в разные стороны и подобрав под себя большую часть одеяла, прозрачный человек. Его волосы снова были короткими и красными, светлее, чем раньше, но все такими же манящими и мягкими. На обнаженной спине виднелась тонкая вязь шрамов, гладкие ягодицы казались чуть розоватыми в свете фонарей и неоновой рекламы, отражавшимся от низко висящих облаков. Кроуфорд провел по ним ладонью — ласкающе, почти нежно, а затем легонько шлепнул. Человек слегка вздрогнул и перевернулся на спину, открывая взгляду длинный член с набухшей головкой.
Прозрачный, будто стеклянный, но твердый, горячий и восхитительно вкусный. Кроуфорд не удержался, наклонился и провел языком от тугой мошонки до дырочки на головке. Слизнул вязкую каплю — терпкую и пряную, и сжал в кулаке ствол. Прозрачный человек выгнулся навстречу его движению и низко застонал, почти зарычал, сгибая ноги в коленях и расставляя их шире.
Кроуфорд вошел в него одним рывком, ощущая одновременно гордость, восхищение и яростное, звериное желание обладать и не делиться ни с кем, никогда. Совершенно не его смесь эмоций, но тем не менее очень логичная и самая правильная.
Ход мыслей тоже был явно не его. Но это меньше всего волновало Кроуфорда, вбивавшегося в податливый жар прозрачного тела, теряя связь с реальностью.
Самолет приземлился в аэропорту Кеннеди с задержкой: погода в Соединенном Королевстве как всегда не радовала. Приятный женский голос механическим тоном приносил встречающим извинения и просил прибывших из Лондона гостей проследовать к выходу номеру такому-то для получения багажа. Завернув по пути в туалет, Кроуфорд снял очки, аккуратно сложил их в нагрудный карман и наклонился над раковиной, с силой растирая горящее лицо. Не впервые ему являлось откровенное видение, не впервые видел он прозрачного Фудзимию, но в первый раз ощущения после были столь сильными. Еще немного, и ему бы пришлось встречать цель с мокрым пятном на штанах.
Надо было что-то с собой делать. Сходить на внеплановый осмотр в местное отделение организации, провести тотальный анализ собственных реакций, взять отпуск, в конце концов. Понять, как и зачем ему удалось зацепиться за прошлое человека, которого он встречал всего несколько раз. И почему именно на нем в даре Кроуфорда открылась новая, чрезвычайно редкая способность. Кажется, профессор в школе называл такие случаи «горкой». В школе это казалось смешным, теперь стало понятным. Пока не проедешь до конца, остановиться невозможно. Это не боевой класс, не стратегический, и даже не нечто среднее. Подобные видения нельзя было просчитать, как учили, к ним невозможно подготовиться. Оставалось ждать и гадать, когда же наконец появится свет в конце туннеля — видения не прошлого или не далекого будущего, а настоящего, — и появится ли он вообще.
Пророков, сумевших открыть в себе эту способность, было очень немного. Тех, кто смог пройти через череду видений, связанных с прошлым, будущим и настоящим «ключа», и сохранить при этом собственный разум — практически не было.
Впервые в жизни Кроуфорд испытывал нечто похожее на страх.
Прозрачный человек умирал, прислонившись к засыпанному снегом почтовому ящику. Полы плаща разошлись, открывая взгляду яркую, слишком настоящую на фоне его кожи кровь, толчками вытекающую из рваной раны. Прозрачная рука не могла ее сдержать, как он ни старался.
Кроуфорд не мог пошевелиться. В голове билась паника, какой он никогда не испытывал, но он стоял и смотрел, как человек закусывает губу, зажмуривает глаза и тяжело дышит, пытаясь успокоиться, замедлить сердцебиение и ток крови, но бесполезно, все без толку — он уже начинал исчезать, таять на глазах. На прозрачном лбу выступила испарина, и Кроуфорд вдруг, будто против своей воли, сделал шаг вперед, прикоснулся, провел пальцами, стирая холодные капли, а потом зажал рану своей рукой — большой, горячей и здоровой, подхватил человека, усадил в машину, припаркованную тут же, у обочины, повернул ключ зажигания и с силой надавил на газ.
Кроуфорд вынырнул из видения мгновенно: никакой рези в глазах, головокружения и сухости во рту, как это обычно бывало. На этот раз он не стал думать, в чьей шкуре оказался теперь, зачем проживает в видениях именно этот кусок прошлого, почему именно Фудзимия - тот самый «ключ», и как ему из всего этого выпутаться. Кроуфорд шел, почти бежал, будто бы частью себя все еще находился в видении.
Дорогу в больницу вспоминать не пришлось, перед отделением реанимации все еще сидел человек, спасший Фудзимию — молодой парень в толстовке с логотипом «Ред Буллс». На его ладонях темнела запекшаяся кровь, на лице читалось нечто близкое к панике: ни на один из вопросов толстого полицейского парень ответить не мог.
Зато Кроуфорд мог все.
Когда спустя полтора часа утомительных бесед, заполнения документов, бесконечных повторов: «Да, родственник, да, близкий, да, собирались вместе отмечать Рождество», полицейский и медсестры наконец угомонились и пропустили его в палату, у Кроуфорда начала раскалываться голова.
Он глубоко вздохнул, прежде чем приоткрыть дверь и шагнуть внутрь, к лежащему на больничной койке бледному, почти прозрачному Фудзимии.
Глаз тот не открыл, даже не пошевелился, когда Кроуфорд пальцем разгладил морщинку между бровей и откинул отросшую челку со лба. Холодные пальцы Фудзимии, лежащие поверх одеяла, чуть подрагивали, и Кроуфорд сжал их, согревая.
У изголовья мерно попискивали мониторы, отсчитывая ровный ритм сердцебиения. Перед внутренним взглядом Кроуфорда мелькнуло солнечное утро, медсестра, снимающая датчики с порозовевших рук, темный взгляд исподлобья и белые бинты, на которых не выступило ни капли крови.
Кроуфорд улыбнулся, опустился на стул рядом с кроватью и прикрыл глаза. Перед ним расстилался снежный пейзаж, темный туннель остался далеко позади.
Оглянувшись на звонкий голос, Йоджи оценивающе оглядел очередную фанатку Хидаки: лет двадцать, студентка, вполне симпатичная и, скорее всего, действительно купит цветы, — а после, задушив приступ зависти, вернулся к работе.
Интересно, чем думали Критикер, сделав их флористами? Йоджи упорно не мог понять. Четверка молодых парней «на любой вкус и цвет» — это скорее хост-клуб, чем цветочный магазин. Фанаток столько же — прибыли больше. Конечно, характер Фудзимии и возраст Оми могли несколько помешать, но… В самом деле — это же такие мелочи!
А так приходилось улыбаться и флиртовать совершенно впустую. Эти пигалицы и не купят ничего, и на свидание с ними не пойдешь. По крайне мере с теми, что состоят в «Фан-клубе Йоджи»
Объективно оценивая шлейф фанаток каждого из Вайсс, Йоджи откровенно завидовал Хидаке. На бывшую звезду футбола, простого парня с открытой улыбкой клевали вполне совершеннолетние девушки и явно с самыми серьезными намерениями. В то время как самому Йоджи доставались либо восторженные малолетки, для которых персональная улыбка уже предел мечтаний, а уж если он запомнит её имя и обратиться лично — у девчушки впечатлений на месяц точно, либо девушки на пару-тройку свиданий и постель. Те, которым хотелось похвастаться красивым парнем перед подругами и в популярных клубах. Поклонницы Фудзимии — восторженные читательницы романов, новелл и манги про холодных и загадочных красавцев с трагической судьбой, заколдованных принцев и древних вампиров — этим скорее интересно посмотреть и повздыхать на кумира, чем завоевать. Фанатки Оми — вообще не тема для обсуждения — возраст.
Вот таки вышло, что те девушки, на которых обращал внимание сам Йоджи, состояли в фан-клубе Хидаки. Столь вопиющую несправедливость Йоджи мог объяснить лишь одним: Кэн выглядел надежным и преданным, а каждая девушка, если она не ищет развлечений, оценивает любого парня с точки зрения постоянного партнера. Вот тут, в конкурсе за звание «парень, которого я бы представила родителям», Йоджи безнадежно проигрывал Кэну.
Уверенные в себе, твердо стоящие на земле и имеющие цель в жизни девушки. Чтобы завоевать такую, Кудо приходилось прикладывать немало усилий, а Хидаке — всего лишь улыбнуться.
Самое обидное, что чертов футболист то ли не понимал своей привлекательности и бросаемых на него взглядов, то ли за звездную карьеру научился их не замечать.
Как бы там ни было, но неотразимый и сексуальный Кудо Йоджи завидовал совершенно обычному Хидаке Кэну.
Тактика: плюнуть и не обращать вниманием долго не продержалась. Не обращать внимания на фан-клуб соперника вышло вполне легко, но вот перестать следить за реакцией самого Кэна не получалось. Особенно учитывая, что Хидака просто не реагировал на своих почитательниц. Ну, по крайней мере, так, как реагировал бы любой другой парень. Кэн пытался с девушками дружить и успешно не замечал влюблённых взглядов и многозначительных намеков.
Не удивительно, что однажды Йоджи задался сначала вопросом: «Интересно, он и правда такой недогадливый или удачно маскируется под идиота?» а потом и желанием получить ответ. План был прост и вполне в духе самого Кудо — с сексуальным подтекстом. И пофиг, что Хидака не девушка. Это же не флирт, а так подколка.
Оставалось только дождаться подходящего момента и проверить реакцию.
Случай не заставил себя ждать. Вернувшись в магазин с обеда, Йоджи обнаружил в зале только Кэна. Кэна и рожок мороженого. Ничего более подходящего и нарочно не придумать.
— Хэй, да у тебя так всё мороженое растает, — хлопнул по плечу задумавшегося Хидаку Йоджи
— А?
Вместо ответа Кудо схватил руку Кэна, держащую холодное лакомство и языком поймал бегущую по рожку каплю, чувственно прошелся по молочной дорожке до самого шарика и откусил:
— Ммм… Говорю, мороженое растает, если будешь так тормозить.
С Хидаки можно был рисовать иллюстрацию к словам «ступор» и «шок». Он застыл, как статуя и, кажется, даже не дышал, только лицо, медленно наливавшееся красным цветом, выдавало в нем живого человека.
— Кэн? — эксперимент экспериментом, но выведение боевой единицы из строя в планы Йоджи никак не входило.
— А?.. Да... Ты прав, — отмер всё еще пунцовый Хидака.
Йоджи удивленно посмотрел на него и пошел открывать жалюзи. С Кэном, по его мнению, всё было ясно. Мелкие намеки он за намеки не воспринимал. Врожденное это или приобретенное за время карьеры в J-лиге — это уже не важно. А вот откровенные действия его явно смущают. Вот сам Йоджи, за подобный демарш ударил: либо словами, либо кулаком, судя по обстоятельствам, а Хидака смущается. Простой правильный парень. Чёрт, вот потому на него так и вешаются.
* * *
Кэн привык, что Йоджи — это бесконечные девушки: в магазине, в разговорах и даже на миссиях. «Йоджи и девушки» казались неразделимым целым, аксиомой. И даже привычная фраза Кудо «только старше восемнадцати», казалась такой же частью флирта и самолюбования как и все остальные его действия. Иногда Кэну думалось, что Кудо и в Вайсс попал лишь потому что зафлиртовался с Манкс — настолько естественным он выглядел в роли беззаботного плейбоя и болтуна. Вот только в в Вайсс такие не попадают. Сюда всех их привела какая-то трагедия. Достаточная, чтоб сделать из них убийц, а значит изменившая весьма сильно. Но он не Оми и лезть в душу никогда не стремился, Кэну хватало своих демонов, чужие его не интересовали.
Нравится Йоджи жить по принципу «я и девушки» — пусть живет, он в это лезть не будет. Так же как не будет лезть к другим и подпускать к себе.
Но всё меняется. Сначала Кэн заметил странные взгляды, которые время от времени кидал на него Йоджи во время работы в магазине. Не успел он забеспокоиться, как они прекратились. Но только чтобы через некоторое время возобновиться внимательным и пристальным наблюдением. Впрочем, оно продлилось всего пару дней. Но этого хватило, чтобы Кэн начал сам присматриваться к товарищу по команде.
Когда Йоджи схватил его за руку и выдал такое с простым вафельным рожком…. Кэн не видел ничего кроме юркого розового языка, а уж довольное «ммм…» звучало в его ушах до конца рабочего дня, делая непривычно рассеянным и неуклюжим.
Йоджи. Эротично облизывающий рожок с мороженым Йоджи. А его хитрющий взгляд? Это что? Шутка? Флирт? Просто Йоджи? Кэн не понимал.
Если шутка, то почему Кудо не смеется и не подкалывает?
Спонтанное действие при виде текущего мороженого? От Йоджи? Как минимум странно. Но больше похоже на правду, чем версия про флирт.
Йоджи по девушкам, Айя — мрачный одиночка, Оми — милый и дружелюбный чибик, Кэн — простой парень — на этом стоит команда Вайсс.
Это не может, не может быть флиртом и заигрыванием. Не может! И все те взгляды вовсе ничего такого не значат. Не значат! Кэн глубоко вздохнул останавливая разбушевавшуюся фантазию. Может, Кудо просто некуда было смотреть, или он рассматривал стоящих рядом покупательниц.
— Ладно, Кэн, не стоит делать поспешных выводов, — увещевал с утра свое отражение Хидака. — Это никогда к хорошему не приводило. Просто посмотрим, что будет сегодня. И завтра, и послезавтра. А там уже понятно будет.
* * *
Пристальный взгляд в спину Йоджи почувствовал сразу после начала рабочего дня. Обернулся: Оми болтает с Момоэ-сан, Айя заворачивает букет, Хидака что-то говорит возможной покупательнице. Привычных толп школьниц еще нет — до конца занятий пару часов, не меньше.
Стоило вернуться к работе, как ощущение слежки возникло опять. К обеду, с помощью хитрых уловок, перемещений и банальной логики, Йоджи вычислил, что так пристально за ним следит Хидака. Однако поймать его за слежкой не удалось ни разу. Творилось что-то странное и это следовало выяснить, пока он не превратился в нервного параноика. Дождавшись, когда Айя повесит табличку «Обед», Йоджи решительно подошел к Хидаке:
— Кэн, слушай, я тут у тебя спросить хотел…
Хидака, который за полдня пристального наблюдения поймал не один вопросительный взгляд, брошенный в его сторону, на этих словах пришел к окончательному выводу.
— Конечно, Йоджи, — кивнув, Кэн позволил Кудо утащить себя к подсобке, — с удовольствием отвечу на все твои вопросы. — И, прижав не ожидавшего такого Йоджи к стене, поцеловал.
— Охренеть, — Йоджи шокировано смотрел на закрывшуюся за Хидакой дверь. — И кто только придумал ему образ наивного парня? В этом тихом омуте такие черти водятся.
Кудо провел тыльной стороной по губам. Задумался.
— Интересно, а что еще он умеет лучше меня, кроме как целоваться?
Название: Bruch* Автор:Имею Право Пейринг: Кроуфорд/Шульдих Категория: преслеш Жанр: общий Рейтинг: PG Размер: мини (2 351 слово) Предупреждение: OOC и частичное AU. Комментарий автора:*фик назван по аналогии с серией, в которой происходили события, указанные в заявке. спойлерДа простит меня заказчик, но совсем обойтись без сцены в кабинете Такатори не удалось. В итоге Шульдиху все-таки досталось.
читать дальшеКроуфордовское «отчитаешься перед Такатори о проделанной работе сам» Шульдиху сразу не понравилось. Одно только звучание брошенной реплики вселяло какой-то неподконтрольный страх, обещавший ему самую незавидную из всех возможных участь. Немец выразительно посмотрел на оракула, но тот лишь жестом подозвал Наги. И, тихо о чем-то переговариваясь, они оба ушли, оставив несчастного в совершенном неведенье.
— Пойдешь со мной, — коротко бросил Шульдих, исподлобья глядя на Фарфарелло. — В конце концов, оба там были, обоим и отвечать. Он только равнодушно пожал плечами, направляясь вслед за Шульдихом. Ему было совершенно наплевать на то, что задание они провалили. Его больше занимал тот факт, что невинная душа была несправедливо загублена, ведь это причиняло Богу боль. А если так, то их старания не были напрасными.
— Воздастся нам за грехи наши, — меланхолично протянул Фарфарелло, останавливаясь за спиной Шульдиха, которому очень хотелось, чтобы он оказался неправ.
Впрочем, стоило немцу открыть дверь, как на него волной обрушился пока еще сдерживаемый гнев Рейдзи. Скользнув внутрь и отойдя на предположительно безопасное расстояние от стола, Шульдих коротко сообщил, что с заданием они справились, но только отчасти. Не успел он даже заикнуться о том, что в процессе выполнения был убит сторонний человек, как Такатори резко вскочил со своего места, схватил прислоненную к столу на время перерыва в игре клюшку для гольфа и замахнулся.
«Ну, а вот и возмездие», — мысленно пробурчал телепат, прикидывая, что ему будет, если он прямо сейчас вскипятит мозги этому старому недоумку.
«Лучше получить от Такатори клюшкой, чем от Кроуфорда пулю в лоб», — справедливо заметил Фарфарелло, расценив кривую ухмылку Шульдиха, как решение перейти в наступление.
«Хорошо тебе говорить, ты боли не чувствуешь», — успел заметить тот прежде, чем его настиг первый удар.
Точно выверенным, стремительным движением Такатори впечатал клюшку в цель с такой силой, что Шульдих, не удержавшись на ногах, отлетел к стене, проехавшись по ковровому покрытию ладонями в попытке затормозить. Ссадины щипали и кровоточили, но все это не шло ни в какие сравнения с болью, пульсирующей в разбитой скуле. Шульдих возвел страдальческий взгляд к потолку, подумав о том, что Кроуфорд, конечно, все знал, а теперь не придет на помощь, пока не посчитает, что он, Шульдих, извлек из случившегося урок.
«Кроуфорд», — позвал немец без особой надежды на ответ.
«Что?» — отозвался тот практически мгновенно, хоть и тише, чем обычно.
«Ты собираешься что—нибудь делать?»
«С чем?»
Но прежде, чем Шульдих объяснил, что и с чем нужно сделать, его настиг очередной удар, пришедшийся по затылку и не вовремя прервавший телепатическую связь. Перед глазами вспыхнули и мгновенно погасли яркие бело-желтые пятна. Удерживать себя в сознании оказалось в разы сложнее, чем можно было предположить. Спасительное забытье тяжело давило на плечи, не позволяя открыть глаза. Слабость в дрожащих конечностях прижимала к полу, не давая пошевелиться. Тошнота, противным комом застрявшая в горле, мешала дышать. Кровь, наполнившая рот мерзким металлическим привкусом, стекала по подбородку и падала вниз, пачкая покрытие. Слезы, выступившие против воли, застилали взор, смазывая изображение и превращая его в разноцветно-мутное пятно. Шульдих не столько увидел, сколько почувствовал, что Такатори уже занес над головой клюшку для решающего удара. Мышцы лица не слушались, иначе бы немец на прощание усмехнулся, но он лишь смог выдавить из себя слабый хриплый стон, неуверенно сорвавшийся с разбитых губ.
Однако именно в тот момент, когда Шульдих, отчаявшись, уже и не надеялся на спасение, Кроуфорд появился, словно из-под земли. Перехватив клюшку, и, с легкостью отыскав новых виновных в смерти дочери Рейдзи, он перевел стрелки на Вайсс. Такатори покатал на языке, будто пробуя на вкус, имя своих обидчиков, и с шумом удалился, на ходу обдумывая очередной жестокий план расправы.
Отдав Наги ключи от машины и поручив им с Фарфарелло ждать там, Кроуфорд опустился перед все еще лежащим на полу Шульдихом и, вынув из кармана пиджака платок, аккуратно стер с лица немного подсохшие струйки крови. Немец расфокусированным взглядом скользнул по силуэту оракула, цепляя неуловимо знакомые черты и постепенно приходя в себя. Спрашивать, в порядке ли он, не имело смысла. Все и так было предельно ясно.
— Идем, — Кроуфорд легко поднялся с пола, а потом помог встать и телепату, осторожно приобняв его за талию и перекинув безвольно болтающуюся руку себе через плечо. Шульдих и в таком — полуживом — состоянии явственно ощущал холодную ярость, исходящую от оракула и просачивающуюся даже сквозь его непробиваемые ментальные щиты. Если бы немец только мог, он бы сказал, как он рад, что Кроуфорд пришел вовремя, но слабые проблески сознания, вот-вот готового погаснуть, не способствовали ни приступам откровенности, ни ясности мысли.
Устроив Шульдиха на заднем сидении рядом с относительно целым и не чувствующим себя таким уж пострадавшим Фарфарелло, мужчина сел за руль. Выехав со стоянки, он направился в сторону дома, стараясь вести плавно, чтобы не сильно тревожить отключившегося Шульдиха, но и не слишком медлить, чтобы не усугубить ситуацию еще больше. Наги молчал, Фарфарелло тоже. Сам Кроуфорд, приглушив бесполезное сейчас раздражение, полностью сосредоточился на дороге, несколько успокоив себя тем, что проклятому Такатори и так осталось жить недолго, а значит, несбыточные планы о мести не стоили его, Кроуфорда, внимания. Будущее давно было предопределено, но случившееся промедление существенно подорвало четко выверенную схему дальнейшего развития событий.
Оракул, неслышно вздохнув, припарковался у дома, отдал Наги распоряжение позаботиться о Фарфарелло, и, дождавшись, пока они скроются за дверью, попытался разбудить Шульдиха. Тот открыл глаза только со второй попытки, после чего Кроуфорд помог ему выбраться из машины, довел до входа, а после буквально втащил сопротивляющегося телепата в холл. По совершенно непонятным оракулу причинам именно дома Шульдих все время начинал храбриться и уверять, что чувствует себя намного лучше, чем всем остальным кажется. Однако неудачная попытка сделать хоть пару самостоятельных шагов закончилась тем, что он, споткнувшись, едва не рухнул на пол, снося по пути все, обо что только можно было зацепиться. Кроуфорд еле успел подхватить Шульдиха, избавив его от встречи с паркетом, но из-за этой внезапной встряски затылок прошило такой яркой вспышкой боли, что Шульдих не сумел сдержать слабый стон.
Сдавшись на волю слабости, немец повис на Кроуфорде, с трудом находя в себе силы переставлять ноги, чтобы не выглядеть таким уж безвольным мешком картошки. Дорога до спальни показалась бесконечно долгой. Перед внутренним взором скакали какие-то радужные размытые пятна. Прорехи в щитах беспрепятственно пропускали в сознание потоки некогда сдерживаемых мыслей, что только усиливало мигрень, делая ее практически нестерпимой. Отступившая на время тошнота снова подбиралась к горлу, неторопливо стягивая внутренности в тугой узел и оставляя на языке отвратительный привкус горечи.
— Эй, не спи, — тихо проговорил Кроуфорд, опуская Шульдиха на кровать, и принялся освобождать его от лишней одежды, стягивая френч, рубашку, ботинки и брюки. — Не закрывай глаза. Слышишь?
Он осторожно тронул Шульдиха за плечо, ожидая хоть какой-то реакции, но тот лишь бездумно скользил пустым взглядом по стенам и потолку, тщетно пытаясь понять, кто он и где находится.
Несколько минут, потраченных Кроуфордом на поход за аптечкой, растянулись в представлении телепата в целую вечность. За это время он все-таки сумел вспомнить, что же с ним произошло, и, протянув руку к лицу, чтобы оценить степень повреждения, с удивлением обнаружил, что она слушалась неохотно, а каждое движение отдавалось вспышкой тупой, тянущей боли в плече. Левый глаз практически не открывался, и Шульдих чувствовал, как скула опухает все сильнее. Стертая кожа горела, расплывающиеся по щекам синяки не давали даже поморщиться, а гематома на затылке вселяла уверенность в том, что до утра можно и не дожить, осталось свернуться калачиком и крепко заснуть, чтобы никогда больше не просыпаться.
Распахнувшаяся с тихим скрипом дверь впустила в застывшую в закатном полумраке комнату Кроуфорда, несущего аптечку и водруженную на нее миску с теплой водой.
— Неслабо тебе досталось, — хмуро изрек оракул, изучая придирчивым взглядом последствия стычки с Такатори. — А знаешь, что, Шульдих? Ты сам виноват. Нечего было заниматься самодеятельностью.
Голос Кроуфорда бил едва ли не больнее стальной клюшки. От щемящей боли в груди — или, может, все же в поврежденном плече? — на глаза навернулись слезы, но немец сдержался, крепко зажмурившись и еле слышно вздохнув.
— Где Наги? — тихо спросил он вместо того, чтобы в сердцах выкрикнуть «какого черта, Кроуфорд?!»
— Он в подвале с Фарфарелло, с которым, если тебя это интересует, все более-менее в порядке, — отчитался Кроуфорд, щедро плеснув перекись на сложенный в несколько слоев бинт и принявшись обрабатывать ссадины.
Каждое прикосновение отзывалось в сознании вспышками острой боли. Промытые ранки щипало больше, чем раньше, от этого хотелось кричать или хотя бы слабо стонать, но удавалось лишь шипеть сквозь сжатые зубы и стараться не морщиться, чтобы не стало еще хуже.
— Потерпи немного, ладно? — закончив с лицом и головой, Кроуфорд принялся осматривать ноющее плечо. Отвернувшись к столу, он вынул из упаковки новый бинт и прямо так, не разворачивая, протянул Шульдиху. — Вот, сожми зубами.
Втолкнув своеобразное подобие кляпа в приоткрытый рот немца, Кроуфорд, немного помедлив и дождавшись слабого полукивка, резко вправил выбитый сустав, вырвав из глотки напарника приглушенный вскрик, а после туго перебинтовал плечо, надежно его зафиксировав. Вынув кляп, Кроуфорд тихо хмыкнул:
— Зато язык не прикусил. Было бы намного больнее, поверь.
— Воды, — голос совсем пропал, а онемевшие губы едва шевелились, но Кроуфорд и так понимал, что от него требуется.
— Сейчас, — он вышел из комнаты, прихватив с собой мусор и ненужную больше миску, и скоро вернулся, неся два стакана. — Вот.
В губы ткнулась коктейльная соломинка. Приоткрыв рот, Шульдих прихватил края трубочки и слабо втянул воздух, следом за которым заструилась прохладная жидкость, сделавшая жизнь чуть более приемлемой. Только через несколько жадных глотков немец понял, что питье чрезвычайно горькое. Последняя порция неприятно царапнула язык, заставив выпустить соломинку и закашляться.
— Запей, — и уже другая трубочка коснулась губ. Сделав неуверенный вдох, Шульдих едва ли не с детским восторгом ощутил вкус самой обыкновенной воды. Вдоволь напившись, он позволил себе слабый стон удовольствия, который Кроуфорд расценил по-своему.
— Где болит? — Шульдиху на мгновение показалось, что в голосе оракула прозвучало неприкрытое беспокойство, но он отогнал эту мысль, отрицательно покачав головой и давая понять, что все в порядке.
Забрав стакан и поставив его на стол рядом с аптечкой, Кроуфорд с сомнением посмотрел на заранее приготовленный шприц и лежащую рядом с ним ампулу. Зная об особенности напарника — полной непереносимости внутривенных уколов еще со времен Розенкройц, — мужчина решил начать издалека.
— Шульдих, — позвал он негромко, привлекая внимание телепата. Тот с трудом повернул голову, мазнув расфокусированным от начавшего действовать снотворного взглядом по лицу Кроуфорда, и кривовато улыбнулся. — Повреждения будут заживать очень долго. Твое плечо не сможет нормально функционировать еще несколько недель.
Он поморщился, представляя себе масштабы трагедии в случае отказа напарника от лекарства.
— Думаешь, я совсем дурак? — вяло отмахнулся немец, издав звук, отдаленно напоминающий хриплый смешок. — Полагаешь, я не заметил шприц?
Кроуфорд покачал головой, слабо щурясь и оставляя вопрос невысказанным.
— Коли, — ответил Шульдих, тяжело сглотнув и крепко зажмурившись. Судорожно сжатые в порыве пальцы отозвались вспышкой острой боли в плече, тем самым укрепив уверенность телепата в принятом решении.
Кроуфорд передавил жгутом руку чуть выше локтя, Шульдих поработал кулаком и замер, ожидая начала экзекуции. Снотворное приятно туманило разум, смазывая реальность и придавая ей несколько неестественные очертания. Сознание плыло, а немец отметил, что, будучи таким сосредоточенным, Кроуфорд казался очень привлекательным. Морщинки, залегшие между бровями, вовсе не делали его суровым и ничуть не старили. Оракулу безумно шла серьезность, но только в том случае, если не была напускной. Шульдих всегда любил украдкой наблюдать за тем, как Кроуфорд работает. Он приходил к нему в кабинет, садился в кресло и, бесконтрольно, не понимая собственных мотивов, замирал, превращаясь в часть интерьера. Он с жадностью впитывал каждое движение, каждую отражающуюся на лице эмоцию, пока не пресыщался богатой, как показала практика, мимикой оракула, после чего совершенно бесшумно выскальзывал за дверь, чувствуя удовлетворение схожее с тем, которое растекалось по телу после крышесносного оргазма.
Вскрыв ампулу и наполнив раствором шприц, Кроуфорд выпустил из него воздух, а после, смочив ватку спиртом, протер будущее место укола, придвинулся ближе и начал вводить иглу.
— Ты чертовски сексуален, когда ты такой, — пробормотал Шульдих на выдохе, наблюдая, как по лицу Кроуфорда скользнуло удивление, и только отменная выдержка не позволила ему вздрогнуть от неожиданности и проткнуть насквозь многострадальную вену телепата, который, казалось, и вовсе забыл о том, что его лечат самым ненавистным из возможных способов. Шульдих притих, рассматривая такой близкий сейчас профиль Кроуфорда, чувствуя непреодолимую тягу заправить за ухо выбившуюся прядь и подарить мимолетную ласку — невесомое прикосновение к скуле. Но стоило Шульдиху потянуться, чтобы проделать желаемое, как Кроуфорд выпрямился, отстраняясь, одним плавным движением вынимая иглу из вены и мгновение спустя снимая жгут.
— Все, — коротко бросил оракул, аккуратно опуская шприц рядом со вскрытой ампулой. — Лекарство скоро подействует. А завтра будешь почти как новенький.
— Эй, — язык уже почти не ворочался, но Шульдих старался изо всех сил произнести то, что собирался.
— Что? — отозвался Кроуфорд.
— Побудь со мной, ладно?
Снотворное наконец-то подействовало так, как надо, смежив подрагивающие веки телепата и погрузив его в глубокий сон. Кроуфорд позволил себе слабую улыбку одним лишь уголком губ, накрыл напарника пледом и с тихим вздохом облегчения устроился в кресле — Шульдиху опасность больше не угрожала. Раствор, усиливающий во много раз и без того ускоренный метаболизм, позволит в кратчайшие сроки избавиться от всех неприятных последствий, а мощное снотворное поможет восстановить щиты. Все, что останется утром – пара ссадин на скуле, шишка на затылке и легкий дискомфорт в плече, но к вечеру следующего дня пройдут и они.
Кроуфорд невольно задумался над словами Шульдиха, он внимательно вглядывался в безмятежное лицо спящего, будто пытаясь найти там ответы на вопросы, которые никогда не задаст, но после просто списал все на побочное действие снотворного, предпочитая не ломать голову над тем, что пока еще не было в его власти. Он знал, что со временем знание придет, а до этого момента лучше не делать никаких выводов, чтобы ненароком не испортить кажущуюся столь привлекательной линию будущего.
Так, размышляя обо всем и вместе с тем ни о чем, Кроуфорд задремал, не слишком удобно разместившись в своем кресле, но нисколько не переживая по этому поводу. В эту ночь кошмары, давно уже ставшие привычными спутниками сна, его не тревожили.
Посадка заканчивается. Фудзимия пристегивается ремнем и закрывает глаза.
Люди продолжают занимать свои места. На соседнем кресле мать — по виду немка или скандинавка — пытается утихомирить дочку, предлагая ей бутылочку с соком. Девочка машет головой, отталкивает ее руку.
— Сказку, сказку! Ты обещала!
Мать смиряется: звук расстегиваемой молнии — из сумки достают книжку. Усыпляющий звук перелистываемых страниц и тихий размеренный голос:
— … пока не сносишь семь пар железных постолов…
Девочка возится на сиденье, вытягивает шею, пытаясь разглядеть картинку.
— Мама, а что такое постолы?
— Это такие большие ботинки.
— Как у дяди?
— Как у дяди. Сядь спокойно, не вертись…
Посадка окончена, гул разговоров вокруг постепенно стихает. Убаюканный усталостью и ощущением безопасности, Фудзимия незаметно погружается в сон. По салону медленно проходит стюардесса. Она предлагает пассажирам подушки и пледы, но Ая уже не слышит этого — он спит, и в его сне животные разговаривают человеческим языком, а люди ищут по свету утраченную любовь и возвращают память поцелуями.
Саппоро. Аэропорт Шитозе.
Здесь ему предстоит пересадка на поезд до Токио. Нью-Йорк пришлось покидать в спешке, а ждать прямого рейса было слишком долго.
Кроме того, в Саппоро у него есть дело.
Город оказывается не таким уж большим: всего три ветки метро. Спустя полчаса Ая уже на месте. Его целью является тихая улочка, большинство домов здесь двухэтажные коттеджи новой застройки. От метро далеко, зато рядом парк, а невысокая цена и повышенный комфорт привлекают к подобным районам внимание арендаторов.
Ая останавливается перед одним из коттеджей. Тот мало чем отличается от своих собратьев: все те же цветы на окнах, парковка на одну машину и полметра лужайки перед домом. Низкое крыльцо и дверь, для разнообразия выкрашенная не в зеленый, а бледно-розовый цвет.
Именно здесь живет теперь бывшая медсестра Токийского госпиталя, переехавшая на родину к родителям вместе с мужем.
Убедившись, что адрес верный, Фудзимия занимает место у окна в кафе через дорогу. Здесь уютно, пахнет кофе и ореховой выпечкой. Он заказывает у маленькой улыбчивой официантки американо. Девушка предлагает ему попробовать сладости и, уступая ее веселой настойчивости, Ая берет чиз-кейк и еще кофе. Ито Рё приходит с работы не раньше восьми. У него есть еще немного времени.
Человек, из-за которого Фудзимия приехал сюда, водил зеленый «севен». Ровно в двадцать ноль-ноль перед домом аккуратно паркуется серый «ниссан». Не мигая, Ая смотрит, как из машины выходит человек в сером деловом костюме и поднимается на крыльцо. Когда открывается дверь, Фудзимия замечает, как в проеме на мгновение мелькает женский силуэт. Некоторое время он сидит, глядя в окно перед собой, словно не замечая, что дверь давно закрылась. Он думает, что зря не отправился сразу в Токио.
Однако полчаса спустя он все еще сидит за своим столиком. Спешить некуда, ближайший поезд на Токио только утром.
Еще через час бледно-розовая дверь снова открывается. На пороге появляется владелец серого «ниссана» — только теперь на нем голубая ветровка и темные джинсы. Он быстро переходит дорогу, направляясь к тому самому кафе, в котором Ая допивает третью чашку кофе.
Стеклянные двери распахиваются, впуская редкие звуки улицы и вечернюю сырость.
— Доброй ночи, Рё-сан! — маленькая официантка явно рада видеть припозднившегося посетителя. — Вы за вагаси?
— Доброй ночи, Минако, — высокий светловолосый мужчина приветливо улыбается ей в ответ. — Да, Аска просила взять ей анмидзю с виноградом и клубникой. Можешь добавить еще немного дайфуку для меня.
— Ох, Аска с детства обожает клубнику, — официантка хихикает, прикрывая рот ладошкой. — Подождите одну минуту, Рё-сан! Сейчас я все принесу!
В ожидании заказа Рё подходит к стойке, его взгляд рассеянно скользит по маленькому залу. Занятых столиков мало — большинству посетителей есть куда спешить будним вечером.
Почти сразу его внимание привлекает человек, сидящий в одиночестве за столиком у окна. Бледный овал лица на фоне багрово-красных волос — наверное, это освещение в баре играет странные шутки с цветом.
Встретившись взглядом с Рё, человек не сразу отводит глаза. На несколько бесконечных секунд их взгляды сцепляются. Это уже выходит за рамки вежливости, и Рё делает шаг в его сторону незнакомца.
— Добрый вечер. Вы хотели что-то спросить?
В его голосе нет вызова — у него прекрасное настроение, единственное, что слегка омрачает его — это небольшая головная боль. Она часто беспокоит Рё, особенно перед дождем. Кроме того, лицо посетителя кажется ему смутно знакомым, словно пытаешься разглядеть название любимых сигарет сквозь полупрозрачную папиросную бумагу. Человек молчит и отводит, затем снова возвращает взгляд.
И волосы у него действительно красные.
— Нет. Прошу прощения. Вы похожи… на одного моего знакомого, — голос незнакомца, сухой и негромкий, тоже напоминает шелест папиросной бумаги.
Или умерших осенних листьев.
— И вы меня простите — навязчивость, — вопреки ожиданиям Фудзимии, Рё не торопится отходить от столика. — Ваше лицо мне тоже почему-то кажется знакомым, — чувствуя потребность объясниться яснее, он добавляет: — Видите ли, у меня амнезия. Несчастный случай. Помню только последние полгода, — он дергает плечом, видимо, эта дежурная фраза ему самому уже набила оскомину. — А вы ведь не отсюда, верно? — Рё бросает взгляд в сторону дорожной сумки, стоящей у столика. — В этом районе нечасто можно встретить незнакомое лицо.
— Из Токио.
Собеседник оживляется.
— О, а я ведь тоже оттуда! По крайней мере, меня лечили в Токийской больнице… Скажите, а как зовут вашего знакомого?
— Йоджи, — Фудзимия пристально смотрит в глаза Ито Рё, стараясь уловить малейшую реакцию. — Его звали Кудо Йоджи.
Но в ответ видит лишь растерянность.
— Простите. С ним что-то произошло?
— Он умер.
Губы Рё вздрагивают, словно он хочет спросить что-то еще, но не решается.
— Спасибо, Минако, — Рё на мгновение отворачивается, затем снова возвращает свое внимание собеседнику.
— Не сочтите за назойливость… Меня зовут Ито Рё. Позволите, я присяду?
— Ран, — после секундной заминки представляется Фудзимия. — Но мне кажется, заведение закрывается, — он смотрит, как из-за соседнего столика поднимается пара последних посетителей.
— Тогда я приглашаю вас к себе, — церемонно склоняет голову Рё.
Аска Ито, симпатичная молодая женщина, темноволосая и темноглазая, не выглядит обрадованной визитом нежданного гостя. Она быстро приносит чай и расставляет на столе тарелочки с пирожными, но Ая почти физически ощущает исходящее от нее напряжение.
Заразившись настроением жены, Рё тоже чувствует себя неловко. Он суетится без необходимости, начинает все чаще потирать виски и наконец устало опускается в кресло.
— Что? Голова? — немедленно спохватывается Аска. За неподдельное беспокойство на ее лице Ая почти готов простить ей и этот дом, и серый «ниссан», и безликий мешковатый костюм Йоджи, и кухню с розовыми занавесками на окнах.
— Да… Ничего, пройдет. Дашь мне что-нибудь?
Аска кивает и быстро скрывается в другой комнате. Возвращается она спустя пару минут, держа в руках коробку с шприцами. При ее появлении Рё начинает вяло возражать:
— Ну, зачем, милая, все не так плохо… Просто дай мне таблетку. Я посижу, мы выпьем чая, и все пройдет.
Женщина молча присаживается на диван и наполняет шприц из маленькой ампулы. На гладком лбу застыла морщинка, которая кажется привычной.
Когда блестящая игла прокалывает кожу, Ая непроизвольно морщится. Это неправильно. Йоджи не должен больше испытывать боли.
— Все, — Аска складывает пустую ампулу и использованный шприц в пустую коробку. — Сейчас станет легче. Тебе лучше лечь, — тихо говорит она, не глядя на гостя.
Рё отрицательно качает головой и кончиками пальцев проводит по лбу жены, разглаживая морщинку. Она неуверенно улыбается в ответ. Ая сидит на диване, уставившись в чашку с едва тронутым чаем, и борется с желанием уйти.
Разговор не складывается. И дело не только в том, что жена Йоджи продолжает сидеть рядом с ним как приклеенная, с вежливым выражением на лице пододвигая к собеседникам сладости. Она уносит коробку с лекарствами в другую комнату, но немедленно возвращается. Движения Рё становятся все более неуверенными, он то и дело моргает и в который раз извиняется, пытаясь ладонью прикрыть зевок.
— Простите, — Рё явно чувствует себя неловко. — Нехорошо себя чувствую — последствия травмы, — уловив намек, Ая отставляет чашку и поднимается на ноги. — А мы не могли бы завтра… Вы надолго в наш город?
— Нет, у меня утром поезд. Благодарю за чай.
Фудзимия идет по ночным улицам, не пытаясь остановить такси. Поезд отходит только утром. Как он и думал, ему нечего делать в этом городе.
Остаток ночи он проводит в зале ожидания на вокзале.
Ровно в шесть открывается окошко кассы. Пока подходит его очередь, Ая снова и снова прокручивает в голове картинку вчерашнего вечера.
Молодая японка за стеклом вежливо улыбается ему.
— Что? — хрипло переспрашивает Ая.
— Направление? Заказывайте, пожалуйста, — повторяет женщина и уже без улыбки смотрит на странного человека в наглухо застегнутом светлом плаще.
— Не надо. Спасибо, — Фудзимия отходит от окна. Женщина недоуменно смотрит ему вслед, беззвучно шевелит губами.
В девять часов в кармане плаща начинает вибрировать телефон. Ая достает его, нажимает кнопку вызова.
— Ты где? — собеседник не тратит время на приветствие.
— В Саппоро.
— Где?! Зачем? — в голосе чувствуется удивление. — Я ждал тебя сегодня в Токио.
Ая колеблется.
— Я буду завтра. — Собеседник в трубке начинает возражать, но Ая уже нажимает кнопку сброса.
Он думает, что должен попробовать еще раз.
Вечером Фудзимия снова сидит в том же кафе. Днем он снял комнату в одном из отелей рядом с вокзалом и несколько часов поспал. Этого явно недостаточно, и он снова заказывает кофе.
В восемь часов мимо окон снова проезжает серый «ниссан». Выждав еще полчаса, Ая просит у официантки счет. Вместе со сдачей девушка приносит его заказ — коробочку пирожных, красиво завернутую в белую хрустящую бумагу.
Дверь открывает Аска.
— Добрый вечер.
— Добрый, — на лице Аски вежливая улыбка. Фудзимия стоит, сжимая в руке яркий сверток, но никто не спешит приглашать его в дом.
— Мне послышалось, или кто-то… — за спиной жены возникает высокая фигура Рё, вынуждая женщину посторониться. — О, вы все-таки не уехали? — радостно восклицает он, разглядев позднего гостя. — Проходите же, не стойте на пороге! — Ая протягивает пирожные, и Рё сразу узнает упаковку. — Аска, смотри, а это тебе!
Аска забирает из рук мужа угощение и уносит в глубину дома. Рё приходится быть гостеприимным за двоих, но, похоже, его это совершенно не смущает: широко улыбаясь, он проводит Фудзимию в гостиную. Ая обращает внимание, что мебель в доме Ито преимущественно европейская. Как и в прошлый раз, Рё усаживает его на почетное место в глубине комнаты — большое кресло, традиционно украшенное подушками из расшитого шелка.
— Вы не уехали… что-то произошло? — уже серьезным тоном спрашивает Рё, занимая место напротив.
— Нет. Все в порядке. Пришлось задержаться по работе, — лаконично отвечает Ая.
— Ясно. Уверен, у вас в этом городе все сложится удачно.
Фудзимия неопределенно пожимает плечами — он не знает, какой результат своего визита в Саппоро готов назвать удачным.
Рё снова улыбается. Этим вечером настроение у него просто замечательное: близок конец рабочей недели, и сегодня утром начальник снова его похвалил. Кроме того, чем-то заинтриговавший Ито незнакомец — Ран, да-да, его зовут Ран — вернулся, и беседа с ним, возможно, оживит обычный семейный вечер.
Аска стоит на кухне, сжимая в руке ложечку для перекладывания заварки. Выглядывающие из вороха белой бумаги анмидзю напрасно манят своим аппетитным видом — от смутной тревоги крутит и давит в животе. Но нужно вернуться в комнату, где ее муж так любезно и искренне принимает сейчас незваного гостя.
Она уже видела раньше этого человека.
Это было в больнице, где сама она работала медсестрой, и где впервые встретились они с мужем. Человек с красными волосами тоже приходил туда. Первый раз она увидела его в главном холле на следующий день после поступления Рё.
Человек был один. Он не пытался обратиться ни к кому из дежурных, просто стоял, быстро просматривая развешанные на стене списки пациентов, поступивших за последние сутки. В первое же мгновение Аске бросились в глаза его волосы — на фоне белых стен и халатов персонала они смотрелись неуместно-кричащим пятном. Если бы не их цвет, Аска без колебаний отнесла бы странного посетителя в разряд телохранителей или полицейских детективов. Ей уже приходилось видеть раньше людей с таким взглядом — холодным и цепким, под которым невольно начинаешь чувствовать себя злоумышленником.
В следующий раз она заметила его совершенно случайно. Как и в прошлый раз, он выделялся из толпы, и не только волосами. Мужчина сидел на одной из скамеек, установленных в больничном саду для выздоравливающих пациентов. И он снова был один. Аска как раз забежала в палату к Рё — у нее заканчивалась смена, но она обещала, что зайдет поцеловать его перед уходом. День был солнечный, она подошла задернуть шторы. Человек с красными волосами сидел напротив окна, на некотором отдалении, низко опустив голову и глядя себе под ноги. Лица было не разглядеть, но Аска все равно узнала его. Пожав плечами, она опустила жалюзи.
Солнце било слишком ярко.
В последний раз он пришел через неделю. Вернее, Аска уже потом поняла, что это был последний раз, а в ту минуту она стояла, колеблясь, над кнопкой вызова охраны. Часы были неприемные, и было совершенно неясно, как незванный посетитель смог пройти мимо дежурной на этаже.
У человека, стоящего перед постелью Рё вид был решительный, почти угрожающий. На мгновение он протянул руку, явно собираясь тряхнуть спящего за прикрытое простынью плечо. Затем плечи его опустились, словно на них лег невидимый тяжкий груз. Еще минуту он стоял, затем резко развернулся и вышел. Ито Рё остался один.
Нет, не один. Как и в тот день, Аска всегда была рядом. Она была рядом, когда он очнулся после недельной комы — и первой вызвала врача, была рядом, когда он плакал во сне и улыбался днем, она делала ему уколы, спасая от головной боли и ночных кошмаров, покупала сок и находила под матрасом припрятанные сигареты. Она пригласила его жить к себе, не дожидаясь предложения о свадьбе, сильно испортив этим отношения с родителями. Счастливая, она бежала с цветами из больницы домой в тот день, когда Рё позвонил ей с радостной новостью, что наконец-то нашел хорошую работу, она…
Она была рядом и сейчас, когда ее мужу жадно дохнуло в спину прошлое.
И вот теперь этот человек пришел к ней в дом, сидел за их столом и пил приготовленный ею чай. Аска встряхивает головой. Если в дом пришла беда, нельзя прятать голову в песок. Она решительно придвигает к себе коробку с чаем.
— Голова не болит? — спрашивает Аска, занося в комнату поднос, уставленный чайной посудой. Рё улыбается и качает головой.
— Нет, моя хорошая. Все в порядке. Чувствую себя просто чудесно.
Накрывая на стол, она улыбается ему в ответ. Аска ставит перед мужем чашку с уже заваренным чаем — на белом фарфоре красивыми иероглифами выписано пожелание здоровья. Гостю достается чашка «приятное путешествие».
Маленькая чашка Аски с иероглифом «красота» — подарок мужа на прошлое Рождество.
На этот раз визит гостя подходит к концу еще раньше, чем прошлый. Рё начинает зевать прежде, чем Аска второй раз доливает всем чай.
— Да что со мной такое?! — недоумевает он, в очередной раз протирая глаза. — Милая, сделай мне лучше кофе, а?
— Ни в коем случае. Никакого кофе. Ты просто устал, — Аска успокаивающе гладит мужа по руке. — Ты же совершенно не высыпался на этой неделе.
— Да… наверное, ты права. Вся эта текучка перед Рождеством… Но как же досадно! Скажите, — решительно обращается он к Ае. — Мне ужасно неудобно, но могу я надеяться, что вы задержитесь в городе еще на день?
Фудзимия бросает короткий взгляд на Аску, затем возвращает свое внимание Рё:
— Ничего не могу обещать, — он качает головой и поднимается на ноги. — Я и так задержался сверх срока. Меня ждут в Токио.
— Жаль. Я так хотел поговорить с вами… — Рё всерьез раздосадован, но бороться с накатывающей сонливостью становится почти невозможно. Даже провожать гостя хозяйке дома приходится в одиночку.
— До свидания, — на лице гостя невозможно различить никаких эмоций.
— Прощайте, — твердо отвечает Аска.
Ае приходится долго идти в поисках такси, затем еще какое-то время колесить по городу — большая часть отелей уже закрыта. Сняв номер, он достает телефон и набирает короткое сообщение «Задерживаюсь еще на день. Буду послезавтра утром». Отправив его, Ая раздевается и укладывается спать.
Гостиничные простыни пахнут чем-то приторно-цветочным. Но сны о прошлом не приходят к нему этой ночью.
А вечером в кафе он снова покупает пирожные. Клубничные. Вчерашняя официантка улыбается ему, словно старому знакомому. Уже перед самым выходом внезапно даже для самого себя Ая берет в автомате пачку сигарет.
Майлд Севен.
Крепкие.
Сигареты он прячет во внутренний карман и переходит через дорогу, направляясь к уже знакомому дому.
На этот раз дверь ему открывает Рё. При виде Аи лицо его освещается уже знакомой мягкой улыбкой.
— Спасибо, что вернулись. — За этой фразой не следует никаких вопросов, и Ая невольно чувствует благодарность. — Проходите в гостиную, сейчас я провожу жену и присоединюсь к вам.
Сверху спускается Аска, она одета как для выхода из дома, только в домашних тапочках. При виде гостя женщина замирает на мгновение, но почти сразу берет себя в руки.
— Вы снова с угощением, — она смотрит на знакомую упаковку в руках у Аи. — Благодарю. К сожалению, мне нужно уходить. Но я еще успею сделать вам чай, — не обращая внимания на слабые возражения мужа, она резко разворачивается и направляется на кухню.
— Идемте тогда в гостиную, — вздыхает Ито. Определенно он чувствует напряжение между женой и своим новым знакомым.
В комнате Ая занимает уже привычное место в кресле и смотрит, как Рё беспокойно кружит по комнате.
— О, милая! И все-таки не нужно было… — он пытается отобрать поднос у появившейся Аски, но та ловко его отводит руку. — Ты точно не опоздаешь?
— Все в порядке, — улыбается та. — Ты же знаешь, у меня всегда есть запасные пять минут.
Она быстро расставляет на столе чайник, тарелочку с пирожными и две чашки. Сегодня Ае достается изящная белая чашка безо всяких надписей. На чашке Рё — черная веточка сакуры с тремя цветками. Прищурившись, Ая смотрит, как от горячего чая поднимается вверх тонкий завиток пара.
— Все, я уйду сама. Занимайся гостем, — Аска легонько подталкивает мужа к столу, но Рё без труда удается воспротивиться этому. — Чай остынет.
— Перед гостем я уже извинился, — улыбается Рё, бросая быстрый взгляд на Аю. — Давай я тебя все-таки провожу.
Аска сдается. Ая слышит, как хозяева негромко переговариваются в коридоре, как шуршит одежда — наверное плащ Аски, затем отчетливо слышится звук поцелуя и стук захлопнувшейся двери. Ая снова переводит взгляд на чашку с цветками сакуры. Однако прежде чем он успевает протянуть к ней руку, Рё возвращается.
— Ну что, — с наигранной бодростью произносит он. — Быть может, хотя бы сегодня нам удастся поговорить. И, если вы не против, предлагаю все-таки перейти на «ты».
Он занимает место напротив Аи и в этот момент цепляется взглядом за стоящую перед ним чашку. На лице Рё мелькает непонятная еле уловимая гримаса. Со вздохом он поднимается, прихватив чашку, подходит к окну и выливает ее содержимое в большой горшок с цветком. На лице его написано некоторое смущение.
— Извините, — произносит он, не глядя на гостя. После чего достает из бара бутылку и ставит ее в центр стола. — Надеюсь, вы не против.
Ая качает головой, разглядывая бутылку. Судя по этикетке, там виски, причем довольно неплохой.
Из кухни Рё приносит лед и пару бокалов и разливает по стаканам первую порцию — немного, на два пальца.
— За встречу.
— За встречу, — эхом откликается Ая.
Какое-то время собеседники просто наслаждаются тишиной и покоем. Ая молчит, Рё тоже не спешит начинать разговор.
— Черт, все-таки бывают моменты, когда я жалею, что бросил курить… — Ито Рё скользит по комнате рассеянным взглядом опытного курильщика, уверенного в том, что заветная пачка вот-вот попадется на глаза. Рука Аи ныряет во внутренний карман раньше, чем он успевает осознать свои действия. Он спохватывается, когда напряженный взгляд хозяина дома прикипает к синей пачке у него в руке.
— Майлд? — как-то неприятно тянет Рё, глядя Ае прямо в глаза.
И Ая понимает, что теперь надо быть очень осторожным.
Рё привычным жестом сдергивает целлофан и протягивает Ае открытую пачку. Тот спокойно вытаскивает сигарету и проходится другой рукой по карманам.
— Похоже, оставил зажигалку в кафе.
Лицо Рё слегка расслабляется.
— Сейчас поищем, валялась где-то, — он поднимается с дивана и шарит на полках. — Ага, есть! Я курю такие же, — коротко поясняет он, перебрасывая Ае потертую металлическую зажигалку. — Курил.
— Я так и понял.
Очень медленно Ая переводит дыхание.
Пока Рё ищет на полках что-нибудь, что могло бы сойти за пепельницу, Ая осторожно делает пару пробных затяжек. В горле першит с непривычки — последний раз он курил очень и очень давно.
— Расскажи мне про твоего друга, — Рё первым прерывает затянувшееся молчание. Он ставит перед Фудзимией пустое керамическое блюдце и садится обратно на диван.
— Надеюсь, ты не думаешь, что это ты, но я тебя не узнал? — криво улыбается Ая. Алкоголь уже играет в его крови, заставляя чувствовать азарт.
Рё пожимает плечами.
— Какая разница?
«В самом деле — какая?» — думает Ая.
— Мой друг… всегда очень интересовался женщинами… — с явной неохотой начинает говорить он.
Рё оживляется.
— Ну, как видите, я женат, — улыбается он.
— Это не то. Мой друг никогда бы не женился. Отношения ни с одной женщиной не были для него серьезными.
Он гасит недокуренную сигарету, но Рё, похоже, не обращает на это внимания.
— Никогда нельзя быть уверенным в подобном на сто процентов, — лицо собеседника внезапно принимает серьезное выражение. — Ты знал его настолько хорошо?
Ая вспоминает Ной и молчит. Рё молчит тоже, видимо решив, что прав.
— Он курил… — наконец разлепляет губы Ая.
— Я тоже, — перебивает его Рё. — Правда, бросил.
«Он тоже бросал…»
Ито смотрит на него выжидающе и Ая неохотно продолжает:
— Он пил. Много. И часто. Пиво. Иногда более крепкие вещи.
Рё хмыкает.
— У каждого бывают в жизни моменты… — негромко говорит он, и Ае приходит в голову, что, возможно, не все так уж гладко в новой жизни Йоджи.
— Он стремился к смерти, — внезапно произносит Фудзимия и в ту же секунду жалеет об этой откровенности.
— Он пытался покончить с собой? — Рё задает свой вопрос совершенно спокойным тоном.
— Нет. Этим он подвел бы всех нас.
— Что, был таким ответственным?
— Нет. Нет, — повторяет Ая, противореча самому себе. — Думаю, у него просто не хватало смелости умереть. Но он очень хотел все забыть. А смерть — это тоже возможность. Он убивал себя. По-другому. Наркотики, женщины… хватался за любую работу, даже самую опасную…
Ито бросает на него быстрый взгляд, но ожидаемого вопроса так и не следует.
— …твоя судьба была бы для него недостижимым счастьем, — в конце концов заканчивает Ая.
Некоторое время Рё молчит.
— Забыть все — почти смерть, — наконец произносит он, задумчиво глядя куда-то в сторону.
— Смерть — шанс сбросить груз памяти.
После этих слов снова следует долгое молчание. Глубоко погруженный в свои мысли, Ито отправляется на кухню, откуда спустя несколько минут приносит две чашки кофе.
— Скажи, твой друг был важен для тебя? — наконец задает он очередной вопрос.
— Нет, — быстро отвечает Фудзимия — слишком быстро и, черт! — собеседник явно это понимает.
Рё хмыкает невесело, он явно не собирается помогать Ае сохранить лицо.
— Иногда умереть — единственная возможность узнать, что ты был для кого-то важен, — не дождавшись ответа, он продолжает: — Ты похерил отношения с важным для тебя человеком. А теперь ищешь его в других людях.
Ая вспыхивает мгновенно.
— Думаешь, сам можешь гордиться своей прошлой жизнью?! Не слишком самоуверенно для человека без памяти?
Рё открывает рот и снова его закрывает. Один-один. Он и в самом деле не знает, что осталось за его плечами в прошлой жизни. Что это была за жизнь, что ни одна живая душа не стала его искать? О чем думал он сам, когда делал ту странную татуировку на своем плече?
— Аска говорит, что я до сих пор иногда во сне зову какую-то Аю, — глядя в сторону, тихо произносит он. — Она ревнует, я знаю. Но я никогда не изменял ей. И я не помню, была ли у меня когда-то женщина. Зато я точно знаю, что у меня был друг.
— Друг? — машинально переспрашивает Фудзимия. Сердце его странно сжимается.
Рё кивает.
— Да. Мне сказали, что это его звали Аей. И это единственное, что похоже на настоящее воспоминание. Я знаю, у меня был по крайней мере один близкий человек. Понятия не имею, все ли между нами было гладко, но ты знаешь… вот это вот все, о чем ты говорил… Другу я простил бы что угодно.
«Конечно, ты простил бы. Ты всегда всем все прощал», — беспомощно думает Ая.
Внезапно Рё поднимает голову, ловя взгляд Аи, и это мгновенно заставляет того насторожиться.
— Не хочешь наконец сказать мне правду?
— О чем ты? — усилием воли Ая заставляет себя сохранять бесстрастное выражение.
— Ты приходишь сюда уже в третий раз, хочешь поговорить и не решаешься. Ты сидел напротив моего дома. Моя собственная жена делает странные вещи, лишь бы не дать нам поговорить… Так что? Тебе по-прежнему нечего мне сказать?
Кажется, в Ито Рё все еще слишком много от Йоджи, думает Ая. Глупо было недооценивать его.
— Он умер, — спокойно произносит Фудзимия. Он делает это так убедительно, что сам почти верит. — Я прощался с ним. Он умер.
И Рё тоже верит. Ая понимает это, глядя на то, как надежда медленно выцветает в зеленых глазах.
Некоторое время оба молчат. Кажется, говорить больше не о чем. Беззаботная непринужденность разговора ушла безвозвратно — с каждой минутой неловкость только усиливается. Рё сдается первым.
— Уже очень поздно, — говорит он, не глядя на Аю.
Ночь откровений закончилась, и случайные попутчики прячут глаза друг от друга.
Приехали.
Конечная станция.
Ая опускает голову, пытаясь скрыть вспыхнувший на щеках темный румянец. Человеку, который не знал, чего хочет, глупо жаловаться на результат, каким бы он ни был. Зачем он пришел сюда? Йоджи больше нет. А сам он за все эти годы даже не смог решить, хочет ли, чтобы тот вернулся.
Ая поднимается с кресла. Рё, не скрываясь, бросает взгляд на висящие на стене часы. Ну, конечно. Скоро вернется с дежурства маленькая Аска…
Коридор очень маленький, им приходится стоять почти вплотную друг другу. В теплом дыхании Йоджи — запах кофе и виски. И крепкого табачного дыма. Еще от него пахнет одеколоном — едва заметная прохладная нотка — и каким-то лекарством, наверное, из аптечки Аски. Ая слегка подается вперед, жадно вдыхая эту смесь запахов, пытаясь запомнить.
Черт, Йоджи так долго мечтал об этом жалком маленьком рае. И все эти годы Ая считал, что он заслужил, чтобы в нем его и оставили. Но злость и обида плещутся, желчью подступая к горлу, не дают дышать.
Они сами виноваты — все они: его милая жена со своим чаем и знанием в глазах, маленькая официантка с клубничными пирожными, пыльные подушки дивана, на котором Йоджи уже сегодня вечером будет вместе с женой смотреть вечерние сериалы, сам Йоджи со своими жадными вопросами и воспоминаниями о единственном в жизни друге…
И Ая ломается — внезапно, в один миг.
— Йоджи Кудо. Тебя звали Йоджи Кудо, — наградой ему служит неподдельное ошеломление на лице Рё. — На последнем деле ты подвел нас всех. Так и не смог умереть, зато сумел все забыть. И еще. Твоя жена права — был кое-кто по имени Ая, но он не был тебе другом.
Ая хлопает дверью раньше, чем сходит потрясение на лице Рё. Недолгую вспышку азарта и злости сменяет опустошение. К черту. Что сделано — то сделано. Он закрывает эту страницу.
Полчаса спустя Рё все еще сидит на диване — за столиком, заставленным пустыми бокалами и чашками с недопитым кофе. Пачка Майлда подходит к концу, дым поднимается к потолку, пропитывает занавески и мебель. Аска будет очень недовольна, но сейчас он думает вовсе не о том. Воспоминания другой, прежней жизни открываются перед ним, словно кто-то кусок за куском обдирает с рамы полупрозрачную рисовую бумагу, открывая пейзаж за окном. Словно сказанные ночным гостем слова обрушили снежную лавину, и теперь она медленно, но неотвратимо надвигается на маленький городок прежней безмятежной жизни. Касаться воспоминаний немного страшно, но удержаться невозможно, как невозможно не тянуться почесать подживающую рану. И он курит — почти без перерыва, прикуривая новую сигарету от предыдущей. И допивает остатки виски в бутылке — прямо из горлышка, большим глотком, но, кажется, алкоголь совсем не действует, только снова начинает болеть голова, а в горле уже першит с непривычки от количества выкуренных сигарет.
Незваный — хотя, почему незваный? Он сам пригласил его в свой дом — гость оставил непрошенный подарок, практически швырнул в лицо. Как плевок, как подачку… и даже не задержался посмотреть, достиг ли цели его удар. Словно ему действительно все равно. Это его зовут Ая, и он — Йоджи, все верно, это его имя — Йоджи помнит эти красные волосы и прищуренные равнодушно-неравнодушные глаза. И Ая в самом деле не был для него другом. Но, кажется, когда-то Йоджи готов был отдать за него жизнь.
Входная дверь хлопает как-то очень внезапно. Йоджи вздрагивает. Аска сегодня немного раньше обычного — отпустили или просто очень спешила? Она появляется в дверях гостиной и, сделав всего пару шагов, резко бледнеет.
— Ты курил?! Зачем… — она цепляется глазами за пустую бутылку в центре стола и умолкает, напряженным взглядом охватывая все остальное. Аска видит кресло напротив — пустое, и на миг в ее взгляде мелькает облегчение.
— Прости, похоже, мне нужно… мне нужно будет уехать. Это ненадолго. Думаю, всего пару дней. Я… мне нужно съездить в Токио.
Аска опускается на стул, словно у нее внезапно отказали ноги.
— Это он, верно? Это все из-за него. Что он тебе наговорил?! Кто он?!
— Аска…
До этой ночи муж никогда не прятал от нее глаз, и Аске становится страшно.
— Скажи… ты что-то вспомнил, да? — отчего-то шепотом спрашивает она.
— Мне нужно в Токио, — он поднимает глаза, но в них нет ни тени сомнения. Только вина и сожаление. — Я вернусь.
— Ты не вернешься, — почти спокойно говорит Аска, одновременно пугаясь собственных слов. Она и сама не может объяснить, откуда к ней приходит это понимание.
— Вернусь, — в голосе Йоджи непоколебимая уверенность.
«Даже если только для того, чтобы попрощаться…»
— А что ты будешь делать завтра? Или послезавтра, когда у тебя снова будет приступ?! — внезапно Аске отказывает вся ее выдержка, голос ее срывается на крик, и Йоджи вздрагивает. Аска никогда не кричит… не кричала на него. — Думаешь, кто-то станет сидеть возле тебя ночи напролет?! Или ты думаешь, что это будет делать он?! Почему кто-то думает, что можно вот так просто ворваться и разрушить чью-то… — Йоджи молчит, не поднимая глаз, и, глядя на мужа, Аска внезапно замолкает.
— Он не имеет права врываться вот так в нашу жизнь… — горько шепчет она.
«Если я не ошибаюсь, никто в мире не имеет на меня больших прав, чем этот жестокий ублюдок… Прости…»
— Прости, — повторяет он вслух и, подхватив сумку, выходит из комнаты.
Гадалка была старая, сгорбленная и растрепанная. Она цепко держала Ханаэ за локоть и бессвязно бормотала, мешая свободной рукой странную колоду. Полустертые карты — таро и игральные вперемешку — кучей лежали на столе. Старуха ворошила их скрюченными пальцами, вытаскивала по одной, рассматривала и кидала обратно.
— Пиковый туз, казенный дом, дорога близкая, жизнь короткая… — нараспев приговаривала она, не глядя на Ханаэ. — Трефовый король, встреча, расставание, руку отдаст, сердце не проси…
— Пустите! — Ханаэ отшатнулась и попыталась освободиться. Гадалка, казалось, не обратила на это ни малейшего внимания.
— Король бубновый, шут гороховый, план рисковый, а башня-то для всех… — продолжала шептать она, уставившись на карты безумным взглядом. И вдруг крепко, до боли, сжала локоть Ханаэ: — Карты врут, — ясно и четко сказала она, — а я нет. Трефовый — который в очках.
Как сбежала от сумасшедшей старухи и добралась до дома, Ханаэ не помнила. Прилипчивый шепот все еще стоял в ушах: и захочешь — не забудешь.
Спустя полгода одноклассник-очкарик, признавшийся Ханаэ в любви, получил решительный отказ. «Врешь, не любишь», — само сорвалось с языка. «Дура», — ответил несостоявшийся трефовый король, и Ханаэ наконец отпустило. Чушь это все, никто не знает будущего.
Токийский залив, 1998 г.
Мрачные своды огромного зала дрожали и стонали. От низкого гула вибрировали стены, с потолка летели куски штукатурки, под ногами разбегались трещины. Где-то там, снаружи, выл ветер и бесновались у подножия маяка волны.
Пистолет лег в руку привычной тяжестью, придал уверенности. Ханаэ бежала сквозь грохот и крики, лязг металла и звуки выстрелов. В гуще схватки блеснул обнаженный меч, просвистели арбалетные болты, кроваво полоснул багнак.
А он стоял среди общего безумия, весело улыбаясь, — самоуверенный и невозмутимый, даже очки не сползли с переносицы. Лениво целился в беззащитную девчонку. Белоснежный пиджак распахнулся, открывая правую сторону груди. Ханаэ спустила курок.
«Ну-ну, его сердце не для тебя, красавица!» — раздался в голове насмешливый голос. Очки сверкнули, скрывая глаза, и чертова тварь тьмы схватилась за запястье. Ханаэ завороженно смотрела, как краснеет, напитываясь кровью, белая ткань, а он перехватывает оружие левой рукой и поднимает вновь.
— Манкс! — резануло по ушам.
Она отпрыгнула в сторону, развернулась. Сейчас увести заложников, Вайсс справятся с остальным. Но смех разбирал, колотил по ребрам: руку, значит, не сердце? Она выстрелила снова, не глядя, зная, что не попадет.
Спустя два часа ее все еще трясло. В машине Ханаэ хлестала бренди крупными резкими глотками и смеялась невпопад, даже не пытаясь объяснить окружающим причины своего веселья.
А спустя полночи — пьяно ревела в подушку обо всем сразу: о тузах и королях, планах и судьбах, встречах и расставаниях.
Сьерра-Мадре (Филиппины), учебный центр Критикер, 1999 г.
Щуплого хмурого паренька Ханаэ видела всего лишь мельком, поначалу даже решила, что обозналась. Нашла инструктора параллельной группы, словно между делом задала вопрос… Ей назвали имя, и имя это было незнакомым. Пустым и ничего не значащим.
— Из приютских, если помните, была в Токио история несколько лет назад, — поделился с Ханаэ высокий загорелый инструктор. — Ничего парень, работать умеет. Замкнутый только, да и характер…
— Токийский приют? Д-да, что-то такое припоминаю, — пробормотала Ханаэ. — О, простите, мне группу на полигон вести!
Еще бы не помнить приют сестры Амамии! Хотя и времени уже прошло… Тревога не отпускала весь день: пока Ханаэ вела группу и отрабатывала учебные задания, пока возвращалась к себе, пока набирала письмо в Токио. Может быть, ей повезло, думала Ханаэ, может, ее не заметили. Может, еще есть время что-то предпринять, спасти учебный центр…
Шорох за спиной был совсем тихим. Ханаэ замерла, лихорадочно соображая, успеет ли дотянуться до оружия и имеет ли это смысл. Душная ночь, забытая балконная дверь… как глупо!
— Привет! — разбило тишину. — Не глупи и открой входную дверь, Брэд не любит лазить по балконам. Ой, что это у тебя там, а? Сообщение для Перса? Нет, красавица, не думаю, что мы станем его отправлять…
Шульдих наверняка мог внушить ей что угодно. Но Ханаэ была уверена, что по какой-то загадочной причине сама, без всякого внушения, открыла его сообщнику. Наверное, из-за шока. Кроуфорд стоял на пороге, держа в руках бутылку бренди и пакет с фруктами. Когда дверь распахнулась, он широко улыбнулся и отвесил ироничный поклон.
«Стандартная схема устранения объекта», — промелькнуло у Ханаэ. Снотворное, гипотензивное или наркотик в сочетании с алкоголем — и поутру все будет выглядеть как несчастный случай, передозировка лекарств, в крайнем случае — самоубийство. В комнате пискнул компьютер, запросив подтверждение, — похоже, Шульдих стер так и не отправленное письмо. Не успела. Проклятье.
— Есть два варианта, — вежливо сообщил Кроуфорд четверть часа спустя, разливая бренди по первым попавшимся стаканам и кружкам. Сволочь самоуверенная. — Во-первых, Шульдих может скорректировать ваши воспоминания, госпожа Китада. Это не очень удобно, знаете, работа кропотливая…
— Из оставшихся огрызков я тебе личность не соберу, — перебил Шульдих, до того увлеченно грызший яблоко. — Полоумная развалина — лучшее, на что можешь рассчитывать.
Ханаэ вздрогнула и залпом осушила свой стакан. Молча поставила его перед Кроуфордом, тот понял и налил еще. Спокойно, как на банкете.
— Во-вторых, — столь же размеренно продолжил он, — вы можете сами забыть о том, что когда-то знали мальчика по имени Наоэ Наги. И все будет хорошо.
— Зачем вы внедрили его? — требовательно спросила Ханаэ, не надеясь, впрочем, на ответ. Ошиблась.
— Здесь неплохое место, — понизив голос, проворковал — иначе не скажешь! — Кроуфорд. — Вряд ли Розенкройц станет искать моих людей под самым боком у Критикер. А еще у вас тут своя система безопасности, охрана, конспирация… очень неплохое место, — он откинулся на спинку стула. Ханаэ невольно восхитилась его наглостью.
— Все будет о’кей, красавица, — издевательски протянул Шульдих, — обещаю.
— Откуда мне знать, что ты не врешь? — огрызнулась Ханаэ.
— Неоткуда, — пожал плечами Кроуфорд. — Я иногда просматриваю его будущие поступки, но у вас, госпожа Китада, так не получится.
— Да я вообще никогда не вру! — возмутился Шульдих и швырнул огрызок в так и оставшуюся открытой балконную дверь.
Ханаэ закрыла глаза. С ней играли, как сытый кот порой играет с еще живой, но уже обреченной мышью.
Думать, зная, что каждая твоя мысль как на ладони, было сложно. Планировать, понимая, что твои поступки известны наперед, — тем более. Шульдих догрызал фрукты, Кроуфорд цедил бренди, оба никуда не торопились.
— Знаешь что, — вдруг оживился Шульдих, — а ты письмо все ж напиши. Только адресок другой, идет?
— Вайсс, — кивнул Кроуфорд. — Пусть будут в курсе… раз вам так спокойнее.
Ханаэ им нисколько не поверила. Пока не написала подробное письмо, не отправила, не дождалась уведомления о получении… А потом сдалась.
Наутро из зеркала на нее смотрела заспанная, раздраженная, перепуганная, но совершенно точно живая и здравомыслящая женщина. Женщину немного мучила совесть и изрядно — похмелье.
Курасики (префектура Окаяма), привокзальная гостиница, 1999 г.
Она сумеет. Справится. Должна.
Ханаэ вновь пролистала досье: информации негусто, но бывало и хуже. Если б только не жесткий цейтнот. Если б не столь сильный противник. Если б под началом у Ханаэ были опытные бойцы, а не вчерашние дети…
— Привет, я видел твой план.
Ханаэ моргнула: на еще минуту назад пустом подоконнике сидел и легкомысленно болтал ногой Шульдих.
— Я еще не… — опешила Ханаэ. И попыталась незаметно расстегнуть кобуру.
— В голове у Брэда видел, — любезно пояснил Шульдих и нахмурился: — Хреновый план, я тебе скажу. Не сработает.
Время летело, его давно уже не хватало как воздуха. Некогда было болтать: там, на заброшенных складах, сейчас пытают Бирман. Каждый лишний час — риск для всей Критикер и фора для группы Сиона.
— Я принес тебе новый, — криво ухмыльнулся Шульдих и наконец слез с подоконника. Подошел вплотную, разложил на столе помятую схему. — Здесь, — он постучал ногтем по отмеченным крестиками точкам по периметру здания, — заложишь взрывчатку. Подорвешь одновременно, лучше с одного пульта.
— С ума сошел? — не поднимая глаз от схемы, поинтересовалась Ханаэ. — Там же Бирман!
— Не перебивай, — покачал головой Шульдих. Было непривычно видеть его настолько серьезным. — Людей своих поставишь тут и вот тут, на склоне. Если кто-то выберется из развалин, даже твои дети сумеют их перестрелять. Минимальные потери, максимальный результат. Я хотел бы сказать, что сам разработал тебе план, но… в общем, не моя заслуга.
— Нет, — отрезала Ханаэ. — Слишком велик риск для Бирман.
— Никакого риска: она погибнет, — Шульдих достал измятую пачку, вытряхнул сигарету и полез в карман за зажигалкой.
Отморозок. Сердце болезненно сжалось при мысли о Бирман. Никогда.
— Нет, — повторила Ханаэ. — Это неприемлемо.
— Заведомо провальная попытка, никого ты не спасешь, — прищурился Шульдих и выдохнул светло-сизое облачко дыма. — И ты готова заплатить за нее жизнью?
Вопрос был легкий.
— Разумеется. — Ханаэ сгребла рассыпанные по столу бумаги в папку и встала.
— А как насчет твоих подопечных? Мелкие ж совсем, — хохотнул Шульдих. Тварь.
— Это их работа, — Ханаэ сжала кулак так, что заломило костяшки. — Тебе-то что?
У нее не было времени на пустой треп. Возможно, у нее один шанс из тысячи. А может, и того меньше. Она должна справиться, больше некому. Ханаэ шагнула к двери.
— Ее будут пытать на сутки дольше, — ударило в спину холодным металлом. — Прежде чем она покончит с собой.
Ханаэ не оглянулась: откуда-то знала, что Шульдиха позади уже нет. В глазах стояли злые слезы. Отморозок. Ублюдок, которому нельзя верить. Ханаэ вновь открыла папку: невесть как попавшая внутрь схема лежала прямо сверху.
Отчет о выполненном задании ушел той же ночью из интернет-кафе в аэропорту. Группа Сиона уничтожена, утечка информации предотвращена. Потерь из числа оперативников Крашерс нет. Ханаэ написала еще одно письмо — короткую, всего в два слова, записку, которая никогда уже не дойдет до адресата: «Прости, Бирман». И удалила ящик.
Гонконг, портовая гостиница, 1999 г.
Номер пропах табачным дымом, окурки не умещались в пепельнице. Ханаэ была трезва — всю неделю со дня смерти Бирман. И ни ночи не проспала без кошмаров.
Снимала деньги и закрывала счет она уже здесь, в Гонконге. Сумма оказалась больше ожидаемой — похоже, успела прийти оплата за последнее задание. Деньги жгли руки.
Ханаэ пыталась понять, зачем улетела из Японии, на что надеялась? Хотела просто перевернуть страницу и начать жизнь с чистого листа? Думала, что сможет забыть? Дура. Тлеющий окурок не удержался на груде своих собратьев и скатился на стол, вспыхнули и разлетелись серым пеплом искры.
В дверь стучали — навязчиво и упорно. Ханаэ встала, мысленно ругнулась и пошла открывать.
— Привет, — Шульдих расплылся в улыбке и прошмыгнул в номер раньше, чем Ханаэ успела захлопнуть перед ним дверь. — Я думаю, тебе надо выпить, — он помахал в воздухе бутылкой густого рыжего ликера.
— Ты тут что забыл?! — рявкнула Ханаэ.
— Дела, работа… шеф совсем загонял! — Шульдих состроил несчастную рожу, по которой очень хотелось врезать. — Я, можно сказать, за профессиональным советом… У тебя есть из чего пить — или прямо так, из горла? Фу, ты б хоть окно открыла, дышать же нечем! — он демонстративно поморщился.
— Говори, что надо, — Ханаэ скрестила руки на груди. И вздохнула: — Где-то был стакан. Один.
Из того самого единственного стакана она и пила приторный ликер, пока Шульдих излагал суть дела. Сам Шульдих то и дело прикладывался непосредственно к бутылке.
— Ты как считаешь, я мог бы работать секретаршей? — озабоченно спросил он.
— Э… — растерялась Ханаэ. — Владение иностранными языками, делопроизводство, владение компьютером, офисной оргтехникой, скорость печати?.. — навскидку перечислила она.
— Ну, — Шульдих устроился поудобней, перехватил бутылку за широкую часть. — Немецкий разговорный, американский разговорный, японский…
— Разговорный?
— …с разговорником, — с достоинством сообщил Шульдих. — Doom, Mortal Kombat, Comanche, Civilization разных версий. И эти, как их, бумагорезки.
— Шредеры, — вздохнула Ханаэ.
Клоун. К горлу подкатывал истеричный смех.
— Точно, шредингеры! — согласился Шульдих и отхлебнул очередной глоток ликера. Ханаэ отставила стакан, сплела пальцы и посмотрела на незваного гостя.
— Как тебе сказать… — она снова вздохнула, пытаясь понять, что этому шуту на самом деле от нее надо.
— Думаешь, не сгожусь в секретарши? — озабоченно спросил Шульдих и наморщил лоб.
— Уверена, — закатила глаза Ханаэ. — Кончай паясничать.
— Точно! — радостно воскликнул Шульдих, явно пропустив последнюю фразу мимо ушей. — Мы с Брэдом тоже решили, что хреновая из меня секретарша. Так что это… вот, — он выложил на стол визитку. — Вакансия. Хорошие условия.
Он допил ликер, швырнул бутылку в мусор и ушел, даже не попрощавшись. Ханаэ бросила ему вслед раздраженный взгляд, пригубила из своего стакана: слишком сладко и отдает чем-то химическим. С досадой подхватила пепельницу и вытряхнула в урну.
Совсем простая визитка так и осталась лежать на столе: белый прямоугольник с номером сотового, фамилией и ни о чем не говорящей должностью. «Б. Кроуфорд, руководитель». И черный клеверный листок — на удачу, наверное.
Название: Необходимое зло Автор:Aerdin Пейринг: Ая/Кэн Категория: слэш Жанр: экшен, флафф Рейтинг: R Размер: мини (1 610 слов) Комментарий автора: немножко эгоизма и убийств в защиту личных интересов — это не так уж плохо. С разрешения художника написано на этот арт
читать дальшеВ декабре в Дублине моросит ледяной дождь. С соленым штормовым ветром с моря, а то и с градом — в общем, удовольствия мало. А Ая всё ещё бродит по набережной, словно решил измерить шагами весь Дублинский залив.
Кэн предпочел бы вернуться в отель к Юки. Или, на худой конец, завернуть в первый попавшийся паб: за эти три часа они прошли мимо десятка, не меньше.
Впрочем, кажется, Ая задумался настолько глубоко, что остановился прямо на ступенях волнореза. Спустился по бетонной лестнице к самой воде, да так и замер, мрачно глядя в свинцово-серую воду.
Говорить с ним сейчас нет смысла, Кэн и не пытается. А вот сильнее натянуть кепку и расстегнуть куртку так, чтобы можно было укрыть полой — это в самый раз.
Дует, конечно, вымокшие пряди встрепанного алого затылка холодят ладони, но вот так Кэн готов стоять, сколько необходимо.
Ая отмирает нескоро. Моргнув, прижимается щекой к запястью, касается губами центра ладони — так, что Кэна обдает жаром даже на этом пронизывающем ветру.
— Прости, — говорит хрипло, словно забыл половину слов за часы своего молчания, — задумался. Долго я тебя уже мучаю?
Кэн пожимает плечами. Не то чтобы он считал, отмер — и ладно, теперь затащить в бар и отпоить, чем покрепче.
— Надумал что или так, впустую? — интересуется он, большей частью для проформы. Хитросплетения интриг в духе «кто кого сколько раз предал и зачем» Кэна не интересуют: с Аей он может себе позволить эту брезгливость.
Рядом с Дублином плохое, обманчивое море. Воды неверны и коварны, песчаные наносы постоянно перемещаются, и даже современные корабли то и дело налетают на мели.
Работать в Дублине — примерно такая же каторга. Из-за каких-то тактических соображений, понятных только Ае с Криптоном, они тут всего лишь втроем, вместе с Юки. Не то чтобы Кэн так уж скучал, но всё же привык ходить на миссии чуть большим составом.
На поиски Патрика Конрада Ая не взял с собой никого из англичан, и вообще — из европейцев. Посмотрел в глаза Нане, как только закончил разбираться в делах Сайд А восьмилетней давности, и Михироги даже не стала возражать, что дома остались и Мишель, и Хлоэ, и Фри.
От воспоминания Кэн только хмуро фыркнул во влажную макушку. Ая, несущий на своих руках возмездие, и он же, заботящийся о безопасности семьи — разные люди. С разными целями и, что всегда удивляло коллег, с отличающимися методами.
С иным отношением к безопасности тех, о ком заботятся.
— Пока ждем новостей и смотрим, что найдет Юки, — Ая отвечает спустя долгое время, словно только что услышал. И то хлеб, впрочем.
— Тогда греться, — Кэн решительно тянет его за собой, прямо к тяжелым дверям.
В пабе полумрак, пахнет пролитым пивом и влажным деревом.
У Аи под кожаным плащом толстый вязаный шарф вокруг горла и тонкий кашемировый свитер с рукавами ниже костяшек, и на манжетах остались мокрые пятна от морской воды.
От него такого глухо шумит в ушах, а Ая цедит принесенные стопки виски, привычно забившись в самый темный угол. Кэн держит ладони над принесенной для них свечой в массивном соляном подсвечнике, прижимается всем боком и только сглатывает, когда согревшийся Ая приваливается виском к плечу. А потом, словно этого мало, прижимает к двери их номера, не дав ни раздеться, ни даже включить свет.
Требует своего, их общего, жаркий, неумолимый.
Черт с ним, с Патриком Конрадом и зимним дождем. За такие подарки можно убить стольких, скольких Ая скажет.
Тем более что убивать приходится не так уж много. Всего-то человек пять охраны, едва не пустивших по кругу незнакомую Кэну пленницу.
Ая поднимает девушку на руки и не отпускает всю дорогу до Трима в графстве Мит. Не то чтобы слишком далеко, но декабрьские дороги неприятны.
А вот встречи со старыми знакомыми неприязни почти не вызывают. Из места, отмеченного для них Юки как одна из лежек Патрика Конрада, тянет знакомым запахом крови, а потом Кэн замечает обрезанные провода.
Кто-то выходит навстречу, не скрываясь, и можно, пожалуй, уже не беспокоиться. Фарфарелло смеется:
— Боюсь, я вам никого не оставил, Вайсс. Но если поделитесь информацией, где у этой твари ещё убежища, позволю присоединиться к моей охоте. Я несколько… увлекся и не успел спросить.
Спасенная вываливается с заднего сиденья мало что не мешком, бежит навстречу, спотыкаясь, и явно плевать хотела на количество найденных Кэном в подвале трупов. Света нет, и Ая подсвечивает себе мобильным телефоном, проверяя лица.
Выпрямляется, найдя всё, что хотел, и, вернувшись к машине, садится за руль. Фарфарелло на заднем сиденье мурлычет плачущей на его груди женщине что-то невнятно-ласковое, утешающее, и Кэн не выдерживает этого театра абсурда:
— Так что произошло-то, объяснит мне кто-нибудь?
— Неудачная вербовка, — тянет шварцевский берсерк почти напевно, — надо соблюдать технику безопасности при работе с людьми и паранормами. И если человек вышел на пенсию, женился и поселился на родине, не нужно тащить его в дело обратно.
— Патрик Конрад хотел видеть тебя в своих рядах, — бесстрастно констатирует Ая.
— Я пару раз послал, но ему не понравилась дорога, — японская речь Фарфарелло неожиданно мягкая, переливчатая. — Поэтому он похитил Салли, так что теперь Фарфарелло должен котятам молока.
Кэн фыркает. Шуточки насчёт старых позывных давно уже не раздражают.
— Куда вас подбросить? — Ая, наконец, выруливает на автомагистраль.
Фарфарелло щурится, это видно в зеркало.
— До самого дома, я скажу адрес. И даже налью по приезду, Ирландия не слишком рада гостям в это время года.
Нахал. Хотя готовность Фарфарелло показать свое убежище навевает на определенные мысли. Слишком много Шварц поблизости, стоит ли ждать встречи с оставшимися двумя?
Усилившийся ливень барабанит в стекло, Кэн ласкает взглядом строгий профиль сосредоточенного на дороги Аи и незаметно для себя задремывает.
Дождь когда-нибудь кончится.
В Винчестере ясно, а вечер прозрачен, как ажурная кисея. Сонные синие сумерки опускаются на город, укутывая дома легким шифоном темноты. Команда после их возвращения угомонилась рано, так что думай над сделанным сколько хочешь, пережевывай.
Ая, оставив нарезанное яблоко и стакан воды в комнате у Юки, наконец бесшумно поднимается к себе. Дверь в комнату приоткрыта, это хорошо, а вот шторы на окне подняты. Сбросив у дверей обувь, он тянется опустить их, чтобы утреннее солнце не разбудило Кэна раньше времени.
Невесомая нереальность вечера стремительно тяжелеет, наполняясь звуками и запахами, когда его внезапно обнимают сзади.
Кэн гладит губами шрамы на плече, тихо шепча куда-то в шею:
— Когда-нибудь я с ума сойду от твоих шмоток. Где ты только выкопал этот свитер?
С его теплом мрачные мысли отступают.
Широкий хомут воротника перекашивается, когда ткань сдвигают на один бок, чтобы было удобнее дотягиваться. Ая, не пытаясь высвободиться, прогибается, стаскивая с себя свитер. Кэн что-то одобрительно бормочет в затылок, невесомо прихватывая губами позвонки, и недовольно мычит на попытку вывернуться и раздеться до конца.
Конечно, он-то продремал с полчаса уже раздетый, а теперь возражает, дразнит, трется сзади пахом, прижимается так, что сладкий дурман ударяет в голову. Ая сдается, переставая сопротивляться, и хмыкает в полумрак комнаты:
— Раз мешаешь, раздевай сам.
К короткой чувственной дрожи, сотрясшей тело любовника, он совершенно не готов.
У них сейчас блаженное межвременье узнавания друг друга. Первый лихорадочный голод утолен достаточно, чтобы поспешность желания сменилась неторопливой чувственностью и доверием.
Прикосновения Кэна словно лепят тело из прозрачного вечернего воздуха и мокрого после дождя запаха травы. Бездумно следовать за ними, отзываясь всем собой, очень легко. Настолько, что Ая замечает, насколько завела любовника эта неожиданная покорность, только тогда, когда его рывком распластывают на кровати, с раскинутыми крестом руками.
Дыхание Кэна срывается всё сильнее, когда он наваливается так, что складывает вдвое, чуть ли не заставляя касаться коленями подбородка. Поза непривычна, и напряжение в мышцах только подстегивает возбуждение.
Ая исходит хрипом, мотает головой под резкими толчками, мешая себя целовать.
Ему мало, медленно, ещё. А понимание, что можно не ограничивать себя сейчас — странно ново и хмельней даже боевого адреналина.
С трудом подняв тяжелые веки, Ая видит ещё, как Кэн накрывает его своим телом, стараясь попасть сразу щекой на плечо, замереть и не двигаться больше.
Ая гладит щекотную, словно бобровый мех, шерстку на стриженом загривке, лениво выбирает между желаниями сдвинуть Кэна с себя на бок и остаться так.
Засыпать, в общем-то, вполне бессмысленно, как и идти в душ. Разве что до салфеток дотянуться, вытереться наспех. Всё равно через десять-пятнадцать минут желание вернется, даже если отстраниться, перебраться на другую половину кровати, нашарить и натянуть пижамные штаны. Будет соблазнять жаром, жаждой прикосновений, будут тянуться навстречу руки и губы.
Невнятный протестующий возглас вырывает из размышлений. Кэн возмущенно толкается затылком в замершую было руку и требует:
— Чего остановился?
Он беспокоен; не от тревоги, а по причине кипучей натуры. Приподнимается на локтях, нависая, смотрит пристально и открыто. Тихо смеется, когда Ая резко переворачивает их, наклоняясь к лицу.
Помнить о сделанном в Ирландии не хочется, просто потому, что паззл сложился для всех заинтересованных сторон слишком уж выгодно. Патрик Конрад не придет уводить брата из команды, и Ае не нужно будет доделывать незаконченное Сайд А восемь лет назад. Мишель не обвинит их с Кэном в гибели брата, потому что убивший его в своем праве: Патрик пытался шантажировать вышедшего в цивил бойца похищенной женой. Фарфарелло не нужно искать Салли самому, а им в кои-то веки досталась приятная роль рыцарей, спасающих девицу, и экскурсия в Бру-на-Бойн.
Хорошо знакомый стиль.
Впрочем, ради спокойствия Мишеля сделка Аю устраивает. Да и Кэн, кажется, был рад.
А что сейчас тянет целовать так, что в глазах мутится, и задыхаешься от рвущихся наружу эмоций — так это не беда. Размяк, успокоился, привык не обвинять себя, забыл, каким становишься при необходимости.
Кэн ничего не знает и потому обнимает спокойно, поддерживая. Ласкает откровенно и как-то настолько интимно, что тело словно тлеет белым бездымным пламенем, заставляя забыть про сдержанность и всхлипывать, насаживаясь, просить без стеснения.
От счастливых, ошалевших, каких-то почти мальчишески влюбленных глаз Кэна, всё сильнее вспыхивающих восторгом от каждого стона и слова, в груди словно тает ледяной комок, оставшийся с дублинской набережной. А нашаренная под утро рядом с кроватью бутылка с водой окончательно смывает горечь, так что остается только бездумно лежать, прижимаясь спиной, слушать живое дыхание на шее и сонно щуриться на свет за задернутыми шторами.
Рассвет вливается в комнату победным маршем, со звоном солнечных литавр и голосами птичьих труб. Хочется жить и любить дальше.
Название: О вреде излишних возлияний в незнакомых злачных и не только местах Автор:Dotana van Lee Пейринг/герои: Кроуфорд/Едзи Категория: слэш Рейтинг: G Техника: традиционный арт, бумага, лайнеры, маркеры Комментарий автора: Если шататься и отрываться до упаду по всяким злачным местам, то можно и действительно "оторваться" от реальности. Да и не стоит тогда удивляться тому, где и с кем проснешься в постели. Что значит "не в постели"? А где? В каземате? А с кем... ААА!!!
Название: Электричество Автор: Umbridge Бета: Hedonistka Пейринг: Брэд Кроуфорд/Ран Фудзимия Категория: слэш Жанр: драма, романс Рейтинг: NC-17 Размер: мини (1 715 слов) Предупреждение: АУ, киберпанк, упоминание смерти второстепенных персонажей
читать дальшеНад районом номер три, над техбазой и бараками рабов Колбы — сломанный рекламный щит. На нем всегда одно и то же: девочка из старого мира протягивает всем желающим по ту сторону щита банку с газировкой под названием «Электричество». Энергетик. Ран крепче сжимает в руках винтовку. «Электричества» больше нет, девочки — тоже, и только ее призыв отпечатался во времени, освещенный огнями на смотровых вышках.
По проулку между бараками марширует патрульный отряд андроидов «ИксЗета». Оставшиеся вне куполов Колбы люди называют их зетерами. Ран отступает в тень — зетеры не чувствуют его. Все из-за снаряжения, которое достал Кроуфорд. Удобнее перехватывая винтовку, на автомате ощупывает плоский герметичный чемодан на ремне.
Зетеры проходят, не заметив незарегистрированный объект. Ран может двигаться дальше. По улицам, залитым медным светом солнца сквозь серые облака, между строениями к мертвым башням проекта Сод — бизнес-центра, построенного незадолго до провала проекта Центрифуга.
Ран перебегает широкий проспект. Фонари торчат палками, электричество в эту часть города подается ограниченно — света на улицах почти нет. Только горят огни на смотровых вышках, и светятся индикаторы на винтовках зетеров. Андроиды проходят по одному и тому же маршруту каждый день, их цель — устранение неучтенного биоматериала. Людей, не имеющих права на воздух.
Снова проверив чемодан, Ран включает фонарь на шлеме. Бледный свет выхватывает из серого полумрака темный провал — въезд в подземный гараж одной из башен. Здесь его пристанище вот уже пять лет. С тех пор, как Центрифуга взлетела на воздух и атмосфера изменилась. Кислорода больше нет.
Ран огибает опущенный шлагбаум, спускается по разбитой асфальтовой дороге в помещение гаража. Там — абсолютный мрак. Только пятно от фонаря ползет впереди. Ран сворачивает к двери аварийного хода, открывает ее, поднимается по лестнице на второй этаж. Здесь двери герметично задраены, потому что внутри круглосуточно работает вентиляция с встроенной системой очистки воздуха. Благодаря Кроуфорду и его дару внутри можно дышать без маски.
Ран распечатывает первую дверь, проходит в небольшой отсек. Раньше это была лестничная клетка, теперь — своеобразный буфер. Распечатывает следующую — тут уже можно раздеться. Воздух снаружи вреден не только для легких, но и для кожи. Потому Ран выходит из убежища в защитном костюме. Выходит, чтобы искать тех, кто не работает на Колбу.
Он снимает скафандр, снимает шлем и маску, затем стягивает термокостюм, плотно облегающий тело. Запирает все это в шкафчик. Проектировщики предполагали, что тут будут оставлять свои вещи рабочие центра.
Ран принимает душ в большой душевой на десять кабинок, потом проходит в комнату диспетчера. Там — кровать, стол, морозильная установка, резервные баллоны с кислородом, электрическая плитка и чайник. Катана, азалия в глиняном горшке. И книги. Книги повсюду. Кроуфорд приносит их каждые две недели.
Ран быстро одевается, оставив чемодан у стены. Затем проходит к лифту.
Прозрачные двери разъезжаются. Перед Раном — диджейский пульт, вертушки и усилители, за прозрачными стенами — лифтовые тросы и темная кишка проулка. Ран отпирает чемодан, достает ноутбук. Устаревшая модель — «Тошиба 220», называет себя «Ш33». Шульдих, тридцать три года. Именно столько было телепату, когда его убили. Но Шульдих надеется получить другое тело, когда они победят.
А пока его сознание живет в железной коробке. Что может быть абсурдней? Ран открывает серую крышку, нажимает на кнопку — выводит из спящего режима. Экран загорается, показывает ему сверкающий океан, пальмы и белый песок.
— О, мы уже дома, — откликается Шульдих изломанным электронным голосом.
— Сигнал есть?
Ран не реагирует на его болтовню. Слова — это все что осталось Шульдиху. И он пользуется ими вволю.
— Сигнала нет, — нарочито холодно отвечает Шульдих, изображая механическую систему оповещения, а потом добавляет: — Ну что, мы нашли кого-нибудь?
Ран молчит. Садится за пульт, надевает наушники, нажимает кнопку — двери лифта закрываются. Кабина начинает медленно подниматься. Все выше и выше, ползет до сотого этажа.
— Дискотека? Автопати не будет? — смеется Шульдих. На мониторе — танцпол какого-то клуба времен начала проекта Центрифуга. Ран бросает взгляд на картинку. Люди танцуют, не подозревая, что случится совсем скоро.
«Кроуфорд знал», — думает Ран. Кабина проползает восьмидесятый этаж. «Кроуфорд знал, и пытался спасти то, что мог. Мы все пытались». Сколько раз за пять лет Ран разговаривал сам с собой о катастрофе, о Колбе, о Кроуфорде и их команде? Еще до провала, до поломки они готовились. Кроуфорд стал своим человеком среди тех, кто готовил Колбы — герметичные колпаки, полные кислорода, где теперь цвели цветы, дышали и жили люди. Он один был способен играть за две команды. Остальные члены группы А: Вайс и Шварц собирали людей, тех, кто мог хоть чем-то пригодиться.
Вот только все пошло не так.
— Сигнал есть?
— Все еще нет, сколько можно доставать меня этой фигней! — ругается Шульдих и показывает ему желтую круглую рожу во весь экран. Сигнала нет вот уже пять лет.
Ш тридцать три — устаревшая модель. Но только он может уловить ответ обломков их группы, рассеявшейся после нападения зетеров и гибели телепата. Только он абсолютно неуязвим для сканирующих систем Колбы. «Ш33» отдал Рану Кроуфорд. В Колбе, где он жил, стало невозможно пользоваться ноутбуком.
Лифт замирает на сотом этаже. Ран смотрит вперед. Перед ним — панорама Нью-Йорка. Развалины старых домов, черные коробки бараков, склады кислородных систем. Огни на смотровых вышках тут и там, как красные ягоды на выжженной земле. Ран ставит пластинки на вертушки, переключает рычажки на пульте, в наушниках — музыка. Сегодня он играет Кошек. «Мемориз» разливается над погруженным во тьму городом. Зетеры не способны воспринимать музыку, в Колбу такие сигналы тоже не проникают. Частоты настроены так, чтобы сигнал добрался до Наги, Мамору и остальных.
— Лучше включи какой-нибудь трансец, — звучит голос в наушниках. Шульдих.
— Это ремикс. Сейчас поймешь, — объясняет Ран. И точно — музыка меняется, ускоряется, вступают басы.
— Вот теперь музон что надо. Молодец, Абиссинец! Вот тебе картинка, — Ран переводит взгляд на монитор — там цветущие вишневые сады Японии. Он водит пальцами по пластинкам, голос прерывается и снова возникает, рвется и опять звенит над городом и далеко за ним.
«Сигнала нет», — зеленые буквы в левом углу монитора. Картинка на рабочем столе — ночной Токио. Ран ускоряет движение пальцев.
Ежедневный сеанс длится час. Но сегодня Ран закончит раньше на пятнадцать минут. Когда часы ноутбука показывают без пятнадцати девять, Ран снимает наушники и выключает пульт. Пластинки останавливаются. Лифт с шумом ползет вниз.
— Сегодня мы быстро отыграли, — ворчит Шульдих. — Кроуфорд придет?
Ран не отвечает. Шульдих и сам найдет, к чему привязаться.
— Ритуальная ебля по расписанию? — ухмыляется механический голос. На мониторе картинка: голые тела, характерные движения. Ран закрывает ноутбук.
— Эй, так нечестно! Вы тут трахаетесь, а мне и посмотреть нельзя! — звук из динамиков приглушен, но Ран не может выключить громкость совсем — не хочет пропустить сигнал. Кабина спускается на второй этаж, лифт скрежещет, останавливаясь. Ран оставляет компьютер на столе в кабине, а сам выходит в комнату.
На панели горит индикатор присутствия. Ран слышит, как поворачивается рычаг, отпирающий дверь в раздевалку. Потом звуки стихают, а затем в комнату входит Кроуфорд. Без защитного костюма — тот оставлен в шкафу. Брюки, пуловер, очки. Каждый раз, когда Ран видит Кроуфорда, ему не по себе. Словно ничего не изменилось. Словно никогда не было проекта Центрифуга. И жизнь нормальна. Как и сам Кроуфорд.
— Как дела, Абиссинец? — тот по старой привычке называет Рана не по имени. Ран садится на кровать:
— Сигнала нет.
— Я уже понял. Слышал твой концерт сегодня, на мой вкус уж слишком быстро. Классика была бы предпочтительнее.
Ран пожимает плечами, следит за тем, как Кроуфорд выносит ему железные герметичные контейнеры. В них еда, вода, медикаменты. Невольно отмечает, как Кроуфорд двигается. Невольно представляет себе, что будет, когда они закончат с делами.
— Значит, сигнала нет. Как Шульдих?
— Работает.
— Как обычно весел? — Кроуфорд расставляет контейнеры у стены, поворачивается к Рану. — Где он?
Ран кивает на двери лифта. Кроуфорд ухмыляется:
— Хорошо.
Подходит, садится на кровать. Красивое, насмешливое лицо совсем близко. Глаза светло-карие — очки Кроуфорд снял, — волосы темные, щеки и подбородок гладко выбриты. Кладет руку ему на затылок. Ран подается вперед. Он ждет две недели, чтобы получить свою порцию тепла. Пять лет он не прикасается ни к чему живому, кроме Кроуфорда, и уверен — у того дела обстоят также. Они единственные друг для друга в самом непосредственном, физическом смысле.
Они всегда сначала целуются — это ритуал, Шульдих прав. Поцелуи заставляют чувствовать жизнь, жар тела, извращенное подобие нежности. Поцелуи запускают механизм возбуждения. Очень скоро желание становится непереносимым — встречи происходят не так часто, как хотелось бы.
Ран отстраняется, позволяет Кроуфорду раздеть себя. Наблюдает, как тот раздевается сам. Потом встает на колени. Он не видит Кроуфорда, но чувствует его пальцы между ягодиц: тот ласкает медленно и продуманно. Кроуфорд никогда не теряет самообладание. Именно поэтому в Колбе он, а не Мамору или Кен. А вот Ран легко утрачивает контроль, когда Кроуфорд входит в него. Больно — но чувство наполненности компенсирует боль.
Подчиняясь нарастающему темпу движений, он подается назад, снова и снова. Забывается, стонет сквозь стиснутые зубы и кончает слишком быстро. Почти сразу.
Пот щиплет глаза, волосы липнут ко лбу. Во рту — сухо. Кроуфорд гладит его по спине, ведет руками к ягодицам. Наваливается, и Ран падает на живот. Тесно прижатые друг к другу, они лежат, не двигаясь, долю секунды. Затем — снова поцелуи. Кроуфорд касается губами шеи, волос. Знает, что Рану нужно совсем немного времени, и все повторится. Он прав. Скоро член снова твердеет, Ран тянет руку к паху, сжимает, дрочит себе, прогибаясь в пояснице. Кроуфорд помогает, поддерживая за бедра. Второй раз — размеренно-мучительный. Второй раз — последний. Ран знает, что дольше Кроуфорд остаться не может.
Голова как в тумане. Он ничего не соображает. Удовольствие на грани боли длится и длится. Кроуфорд не хочет отпускать, хочет потянуть время. Ран не против.
Какое-то время нет ничего, кроме них двоих, скрипа старой кровати, мерного жужжания электричества в сети.
Потом все кончается.
Кроуфорд вытирается влажными салфетками, тщательно, изводит целую упаковку. Не спеша одевается. Так — каждый раз. Ран отворачивается. Скоро Кроуфорд уйдет. В такие минуты Рана настигает иррациональный страх — что встреча последняя. Увидятся ли они вообще. Ран заставляет себя не думать о таком исходе. Все решено — если Кроуфорда не будет дольше двух месяцев, Ран взорвет небоскреб Сод, а сам уберется из города.
Он быстро застегивает штаны, натягивает футболку. И вздрагивает, когда рука Кроуфорда ложится ему на плечо. Тепло растекается между лопаток, заставляя опустить голову.
— Скоро увидимся, — говорит тот. Ран оборачивается, удивленный. Никогда раньше они не позволяли друг другу говорить такое. Но Кроуфорд уже запечатывает вход в комнату. Оставшись один, Ран вспоминает — надо заняться контейнерами.
Первым делом — учет. Ран пересчитывает их. В металлических емкостях продовольствия на два-три дня. Ран проверяет снова — это не ошибка. Внезапная догадка приходит как озарение.
Он бросает взгляд на дверь, затем возвращается в кабину лифта. Ноутбук на столе, там, где Ран его оставил.
— Шульдих, — зовет он, открывая крышку с надписью «Тошиба», — сигнал есть?
Шульдих не отвечает — монитор погас. Минуту. Он любит вот так зависать, особенно когда Ран встречается с Кроуфордом.
— Шульдих, — Ран нажимает ввод, водит пальцами по тачпаду. И тут экран просыпается. На мониторе — окно сообщения.
Название: Assassins' Problems in the Flower Shop Автор:Maschuldig Пейринг/герои: Йоджи/Ая, Оми/Наги Категория: слэш Рейтинг: PG-13 Исполнитель и песня: The Subways "I Want to Hear What You Have Got to Say" (перевод) Объем клипа (в мегабайтах): 44,5 Мб (скачать с mediafire) Комментарий автора: Cчастливого Рождества и Нового Года!