Для:  Ayumi Lemura
От:

Название: Пас-де-де
Автор:  WinterBell
Категория: джен
Персонажи: Кен, Наги, Вайс
Жанр: зарисовка
Размер: мини (1 192 слова)
Рейтинг: G
Дисклеймер: все права принадлежат законным правообладателям
Комментарий автора: Написано на Weiss Kreuz Secret Santa Challenge для Ayumi Lemura


читать дальшеЧемпионат мира по футболу был тем периодом, когда Кена не рисковал отрывать от телевизора даже Айя. В магазин могла набежать целая толпа посетителей — Кен оставался неприкосновенным. Однажды Йоджи, замученный оравой квохчущих дам, выбиравших корзину с цветами для любимого певца, взмолился, чтобы кто-нибудь, наконец, вырубил телевизор в подсобке и вытащил в зал «этого чокнутого». Оми, сметавший веником опавшие лепестки, флегматично проронил, что он не самоубийца, а Айя пробормотал, что толку все равно ноль: Кен в таком состоянии не сообразит, зачем нужны цветы, если их нельзя зафигачить с середины поля в ворота.

Из динамиков телевизора звучали незнакомые имена, то и дело орал дурным голосом комментатор, рокотали, будто взволнованное море, трибуны, а Кен сидел, ссутулившись, не сводя напряженного взгляда с экрана, и время от времени конвульсивно стискивал кулаки, а порой и нога у него подергивалась, словно ему не терпелось сорваться с места. Оми тихонько забирал у него из рук пульверизатор или тряпку для пыли, подкладывал взамен пакет чипсов и уходил на цыпочках.

— Мне кажется, он тоскует по футболу, — заметил он однажды, вернувшись в зал из подсобки, где Германия как раз открыла счет.

— А чего ему тосковать? — удивился Йоджи. — Он и так себе цену знает.

— Вот именно, — буркнул Айя, расставлявший в вазе тюльпаны.

Может, Йоджи и спросил бы его, что он имел в виду, но тут магазин впорхнула девушка в летящей коротенькой юбочке и защебетала про «красивенький букетик для учительницы музыки». Йоджи тотчас позабыл о футболе, а Айя слинял.

Кен не то чтобы тосковал. Спроси его кто-нибудь, как называется это странное чувство, он надолго задумался бы над ответом. А правда, что это такое — если матч заканчивается хорошо, думаешь: «Я бы тоже не сплоховал!», а если плохо: «Эх, меня там не было!».

Независимо от исхода игры, одинаковым было одно: отчаянное желание смотаться после игры на спортплощадку. Проблема заключалась в том, что такое же стремление после трансляций возникало у всех окрестных мальчишек. И если бы это были старшеклассники! Площадку занимала малышня, понятия не имеющая ни о каких правилах, знавшая только, что мячик надо загнать в ворота — и то вратарь, пока «игроки» копошились среди поля, болтался на штанге, как на турнике, и лениво покачивал носками кроссовок. И вот тогда настроение у Кена портилось по-настоящему.

После матча Испания-Италия неожиданно повезло: хлынул дождь. Мамашам даже не пришлось разводить сыновей по домам: их попросту смыло с площадки. Откуда им было знать, что это такое — не чувствовать заливающихся за ворот струй холодной воды, потому что тебя и так уже можно выжимать от пота.

Кена такими мелочами, как ливень, смутить было нельзя. Мяч с ним соглашался. Он рассекал дождевые потоки, словно торпеда, взвивался в небо не свечой — ракетой, плюхался наземь, будто пушечное ядро, поднимая целые фонтаны грязных брызг, в общем, отыгрывался за долгое бездействие.

Ливень спасовал довольно быстро. Сначала он ослаб, превратившись в обычный дождь. Побродил вокруг Кена, пробуя, не удастся ли спугнуть его мокрой насквозь одеждой и месивом под ногами, но признал свое поражение и тихо исчез, оставив только мутные лужи и прозрачные капли, дрожащие на сетке ворот. А потом Кен посбивал и капли. Сначала с одних ворот, затем и с других.

Ребятня появилась через некоторое время после того, как из-за туч выглянуло солнце. Мальчишки пришли с мячом, даже отдаленно не похожим на футбольный. Спасибо еще, на нем были нарисованы только полосочки, а не винни-пухи. Они покрутились у края площадки, хмуро поглядывая на Кена, потом двое заняли угол поля, и, встав друг напротив друга, стали вяло перекатывать мяч, переговариваясь вполголоса. Кен переместился к воротам в противоположном конце площадки и стал прицельно обстреливать то один угол, то другой. Один из мальчишек подошел к двоим на поле, дернул ближайшего за рукав и что-то сказал. Пацаны подхватили мяч и, то и дело оглядываясь на Кена, пошли в глубину сквера.

«Завтра наиграются», — успокоил Кен поежившуюся было совесть. — «Сегодня моя очередь».

Еще одного мальчишку он увидел четверть часа спустя. Возможно, он появился и раньше, просто Кен заметил его далеко не сразу. Постарше тех, которые пытались занять площадку, он стоял, прислонившись к столбу возле скамейки, и следил за мячом. Скамейка, видно, была мокрая после дождя, и он наблюдал за одиночной игрой, стоя, и явно настроившись стоять так долго.

Почему-то Кену это понравилось. Он всегда улавливал разницу между зеваками и теми, у кого сердце может забиться в такт ударам мяча. А среди последних далеко не всегда были те, кто играл сам. Кано Сигэру не играл. И никогда не смог бы.

Он наблюдал за футболистами издалека. Забирался на самый верх трибуны и забивался там в угол так, что его и разглядеть-то удавалось не сразу. Оставалось только дивиться, как он сам-то мог различить происходящее на поле. Возможно, впрочем, у него были очень мощные очки. Под стать оправе.

Эти круглые очки в массивной черной оправе, громоздившиеся над уныло вытянутым носом, придавали Сигэру сходство с помесью исхудалого совенка и не менее исхудалого тапира. Порой даже возникало опасение, что они его перевесят. Сигэру часто приподнимал эти очки нескладным длинным пальцем, будто давал переносице отдохнуть. Он никогда не носился с другими мальчишками на переменках и даже не умел разговаривать громко.

Парнишка у столба очков не носил и хлюпиком не выглядел, но казался очень знакомым, а припомнить Кен сумел только Сигэру.

Появление безмолвного болельщика прибавило сил. Кен побросал мяч в воздух сначала правой ногой, потом левой, перекинул через плечо, и, наконец, ахнул со всей силы «пыром», целя в один из столбов, огораживающих площадку. И промазал.

Мяч, явно обрадованный внезапно предоставленной свободой, рванул за пределы площадки. Взрезал воздух над газоном, над тротуаром… Ну, скажите, на милость, вот откуда вырулил этот несчастный туристический автобус? Что ему понадобилось в сумеречный час, после проливного дождя, в районе, где всего-то и было достопримечательностей, что граффити над мусорными баками? Бессильно уронив руки, Кен следил за полетом мяча навстречу автобусу, и чувствовал себя полным идиотом. Надо ли специально учиться прошибать когтистой пятерней дверцу автомобиля, когда не меньших дел можно наворотить, со всей дури шандарахнув по мячу ногой?

Мяч, шедший, казалось, на прямое столкновение, пронесся над крышей автобуса, не задев ее, и стукнулся о дерево на противоположной стороне улицы. Ветви притормозили его, и он упал среди корней. Покачался из стороны в сторону и замер.

Кен отер пот со лба. Вот сейчас он взмок точно не от физических усилий.

«Везет дуракам», — поздравил он самого себя.

И ведь действительно повезло: мяч-то летел явно ниже, и вдруг… Стоп. Елки зеленые!

Кен обернулся. Парнишка, подпиравший столб, уходил по дорожке сквера, спрятав руки в карманы.

«Наоэ!» — хотел крикнуть Кен, но удержался.

В тот день он забил три мяча подряд, сначала сравняв счет, а потом выведя команду на первое место. Девчонки на трибунах отбили ладони и сорвали голоса, а школьный фоторепортер извел на Кена почти всю пленку. Сигэру, как всегда, торчал на своем месте в уголке. Сидел, зажав ладони коленями, покачиваясь в своих тяжелых окулярах. Он оставался там и тогда, когда все прочие места опустели, а Кен, более-менее причесанный, вышел из раздевалки.

Вот тогда на Кена душевная щедрость и напала. Он задержался, проходя мимо Сигэру, с которым до этого перемолвился от силы двумя-тремя словами.

— Хочешь, постучим мячиком? — великодушно предложил он.

Сигэру поднял голову, приподнял указательным пальцем очки и внимательно посмотрел на него снизу вверх.

— Нет, — сказал он. — Спасибо.

И отвернулся.

Больше Кен никогда не видел его на трибунах.

Наги он так и не окликнул. Слишком крепко врезался в память тот случай с Сигэру.

Об остальных Шварц он как-то даже не вспомнил.

@темы: фанфик, джен, Secret Santa-2012, Кен, Наги, G

Для:  Саяки
От:

Название: With love
Автор:  Иясу МилАрей
Пейринг/герои: Ая (скорее Ран)
Категория: джен
Рейтинг: G
Комментарий автора: пусть год будет светлым и радостным <3

Смотреть, 450рх × 540рх
По клику - большой вариант картинки (605px × 727px)

@темы: фанарт, джен, Secret Santa-2012, Ая, G

Для  Дрей
От

Название: ***
Автор:  Darita
Пейринг: Ая|Хлоэ|Кен
Категория: джен
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: G
Размер: мини (1 730 слов)
Предупреждение: никакой художественной или смысловой ценности не имеет


читать дальше…Айя осторожно, стараясь не шуметь, закрыл за собой дверь тренировочного зала и прислушался.

В доме в этот час было тихо. Похоже, все уже давным-давно спали — и неудивительно, учитывая, что весь дом сегодня целый день стоял на ушах, недовольно подумал Айя. Он откровенно не одобрял всей этой предпраздничной суеты. Ну Рождество, и что такого? Каждый год бывает. Будь его воля, он предпочел бы, как мудро сделал их работодатель, вообще уехать на пару недель из поместья — подальше от этой суматохи. Но остальные обитатели дома, кажется, не разделяли его недовольства…

Куруми полдня таскала Мишеля и Юки по магазинам. Кажется, она считала, что непременно должна купить подарок каждому, и упросила мальчишек составить ей компанию. В итоге они вернулись с кучей каких-то пакетов, сумок и свертков, которые сейчас по большей части горой лежали в комнате Куруми.

Айя, конечно, тоже купил подарки тем, кого считал необходимым поздравить — но почему-то ему удалось сделать это без спешки, без потерь времени и не притащив при этом домой кучу ненужного. Может быть потому, что, как любой японец, он подошел к этой задаче продуманно и организованно: сначала написал список подарков, потом выяснил, где и что из этого списка искать, а потом просто поехал и за пару часов купил все необходимое… Странно, что все не поступают так же — впрочем, что взять с европейцев, подумал Айя.

Фри и Кен явно тоже устали — они потратили почти весь день на то, чтобы сначала притащить откуда-то здоровенную, почти до потолка, елку и под чутким руководством Хлоэ установить ее в большой гостиной. Айя из кресла в углу наблюдал, как Хлоэ пытается оттереть с пальцев смолу, шипя сквозь зубы что-то на родном языке (и вряд ли это были слова благодарности). Фри отнесся ко всему процессу со свойственным ему безразличием, а Кен — с каким-то смирением перед неизбежностью. Даже когда на него едва не уронили почти трехметровое разлапистое и очень колючее дерево, он только постарался увернуться и сдавленно выругался.

Когда же колючий и пахучий символ Рождества наконец был водружен на место, Хлоэ и Фри притащили откуда-то с чердака здоровенную коробку с украшениями, и тут уж Айя счел за благо тихо удалиться, не желая принимать участия во всеобщем безумии. Потому что в гостиной творилось нечто безумное — прибежавшие младшие в лице Мишеля, Юки и Куруми с восторженными визгами выхватывали из-под носа друг у друга украшения и умудрялись с риском свернуть себе шею, балансируя на самой верхней ступени стремянки, все-таки повесить их на самые верхние ветки. Фри как тень маячил рядом, готовый в любой момент поймать Мишеля, если тот вдруг упадет, Кен успевал держать стремянку, когда та начинала опасно раскачиваться, а Хлоэ раздавал всем ценные указания. Айя постарался исчезнуть незаметно, и ему это почти удалось, только Хлоэ в какой-то момент оглянулся и увидел его у самой двери. Однако, вопреки опасениям Айи, не стал требовать от него вернуться и помочь в общем деле, а лишь улыбнулся как-то очень тепло и понимающе и кивнул.

Хлоэ сегодня вообще пребывал в странно благостном настроении, отметил Айя. Причем с самого утра, когда он сперва неизвестно куда исчез на несколько часов, а вернулся уже вот такой вот… умиротворенный и просветленный. Не то чтобы Айе это не нравилось…

Ход мыслей Айи прервал какой-то шум из гостиной. Он как раз находился в коридоре не очень далеко. Скорей всего кому-то просто не спится, но на всякий случай он остановился и прислушался. Сперва что-то шуршало, и весьма громко, а потом что-то мягкое тяжело упало, и раздались приглушенные ругательства.

Айя знал, что охрана в поместье достаточно надежна, но на сей раз в гостиной был явно кто-то посторонний — голос не принадлежал никому из здешних обитателей. Судя по звукам, незваный гость был один, и Айя решил, что вполне справится сам. Благо что его оружие при нем — он как раз сегодня тренировался с катаной…

Неслышно вытащив меч из ножен, Айя осторожно подошел к двери и без скрипа приоткрыл ее.

Возле камина, спиной к нему, стоял весьма упитанный человек среднего роста в красных штанах и такой же куртке, отороченной белым мехом, и ожесточенно отряхивал с одежды золу. Похоже, нарушитель проник в помещение через камин. Пользуясь тем, что его пока не заметили, Айя по-кошачьи бесшумно пересек комнату и оказался за спиной у гостя. Острие катаны уперлось в спину незнакомца.

— Руки вверх. Повернись, только медленно.

Незнакомец подскочил от неожиданности и выполнил указание. Оказалось, что он весьма в годах — борода и густые брови были совершенно седыми. «Что ж тебе неймется, дед — в твоем возрасте сидеть с внуками, а не по чужим домам лазать…» — подумал Айя. Хотя кому как не ему было знать, что первое впечатление очень часто бывает обманчиво…

— Ух! Ну и напугал ты меня! — глуховатым баском промолвил гость.

— Кто ты и что тебе здесь надо? — сурово поинтересовался Айя.

— Санта-Клаус я, — буркнул старик. — Неужто не узнал?

Айя отрицательно качнул головой.

— Да ты смеешься, что ли? Меня же знает каждый ребенок в Англии… и не только! — возмутился гость.

— А я японец, — хмыкнул Айя, чуть опуская катану.

— И чему вас только учат в этой вашей Японии… — недовольно проворчал Санта.

— Ладно, объясняю коротко и просто, как для трехлетнего ребенка: Санта — дух Рождества. Под Рождество он приходит ко всем хорошим мальчикам и девочкам и приносит им подарки. Вот ты был хорошим мальчиком в этом году, а, Ран?

Айя обалдел — и от вопроса, и от того, что этот старик откуда-то знает его имя. От удивления он даже опустил катану, сам того не заметив. А старик вдруг усмехнулся, отчего его лицо мгновенно стало очень добродушным и каким-то удивительно располагающим.

— Ладно, ладно, будем считать, что хорошим. Подарок заслужил. Скажи, что ты хочешь в подарок?

Айя задумался. Чего может хотеть человек, у которого совершенно невысокие запросы и которого вполне устраивает его жизнь?

— Мне ничего не надо, у меня есть все, что нужно. А вот если… если я попрошу тебя вместо этого сделать подарок другому? Это можно? — слегка смущаясь, спросил он. Санта усмехнулся.

— Если ты про сестренку, то не беспокойся, мой японский коллега позаботится. Она получит то, чего давно хочет, и будет рада этому подарку.

Айя качнул головой.

— Нет, я… не про сестру сейчас. Я хотел попросить…

Санта понимающе улыбнулся.

— Хлоэ… Я знаю, что он очень хотел одну машину — я бы, может, подарил, если б мог, но у меня нет таких денег, — страшно смущаясь собственной дерзости, объяснил Айя. Если б он не смотрел в пол, то увидел бы, что Санта откровенно улыбается.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Может, еще кого хочешь порадовать?

— Ну… Кен… Он давно мечтает о мяче с автографами всех игроков «Манчестер Юнайтед», но… Я даже представить не могу, где такое раздобыть…

Санта снова усмехнулся в густую бороду.

— Ясно. Значит, для себя все-таки ничего не хочешь? Ну, тогда я сам выберу тебе подарок. Такой, чтоб тебе понравился. А сейчас…

Скрип открывающейся двери где-то в коридоре на мгновение отвлек Айю, а когда он оглянулся, старика и след простыл.

Айя молча стоял возле камина, в полной растерянности. Неужели это ему привиделось? Но вроде бы он не спит — вот же, вполне осязаемый камин (на всякий случай Айя протянул руку и коснулся каминной полки), да и следы сажи на полу… А с другой стороны — ну не бывает же такого на самом деле?

Скрипнула дверь, впустив в комнату свет из коридора, и в проеме двери появился темный силуэт.

— Эээ… Айя?

«Хидака…» — узнал голос Айя.

— Я тут, — откликнулся он. Кен шагнул в комнату и оглянулся.

— Я услышал твой голос… Ты с кем тут разговаривал?

— Да так… Размышлял вслух, — неловко соврал Айя. Кен нахмурился, но решил не давить.

— Ясно. А чего не спишь?

— Тренировался.

— А что ты тут уронил? Мне показалось, что я слышал здесь какой-то шум, будто что-то упало.

«Так значит точно не привиделось, если и Кен слышал грохот…» — с изрядной долей облегчения подумал Айя.

— Я ничего не ронял. Но шум тоже слышал, вот и зашел проверить.

— Ладно, пора спать, что ли? — предложил Кен. Айя рассеянно кивнул, но остался стоять на месте. Кен осторожно тронул его за руку.

— Айя, ты точно в порядке? — в голосе Хидаки звучало искреннее беспокойство. Айя повернулся к нему, намереваясь сразить его своим фирменным ледяным взглядом… но сам оказался сражен неподдельной заботой и теплотой в глазах старого друга. Это оказалось неожиданно приятно.

Айя давно заметил, что в последнее время Кен ведет себя как-то странно — не раз и не два Айя ловил на себе его слишком пристальные взгляды, и Хидака каждый раз страшно смущался, когда понимал, что Айя его за этим застукал. Кажется, началось это после того, как он невовремя заглянул в тренировочный зал и увидел Айю с Хлоэ… ну, строго говоря, ничего неприличного Хидака увидеть не успел, но, похоже, зрелище Хлоэ, который зажал в угол непобедимого Фудзимию и жадно его целует, и при этом (вот чудеса-то!) до сих пор жив и даже не лишился ничего жизненно важного, произвело на Кена неизгладимое впечатление. Не меньше недели Хидака ходил странно притихший, периодически вздыхал и старательно избегал смотреть в глаза Айе или Хлоэ. Айю это слегка обеспокоило, Хлоэ же отнесся к этому как всегда философски.

Если бы Айя не знал Кена вот уже столько лет, он мог бы, пожалуй, даже предположить что Кен… ревнует. Но сама мысль об этом была настолько абсурдна, что Айя отмел ее. Они с Кеном давным-давно определились в своих отношениях: давние друзья, боевые товарищи… а все остальное — всякая романтическая ерунда — не про них. Вот с Хлоэ вышло иначе — но это уже разговор отдельный, Кен к этому отношения не имеет…

— Айя? — неуверенный голос Кена вывел его из задумчивости.

— Да, да, все в порядке. Идем, и правда спать пора.

«И все-таки, что же это такое было? Ну не настоящий же Санта-Клаус?» — размышлял Айя, тихо прикрывая за собой дверь спальни и прислушиваясь к сонному дыханию.

«Спит… Намаялся с этой дурацкой елкой.»

Стараясь не шуметь, он тихо разделся и нырнул под одеяло. В ответ на его движение блондинистая голова на миг приподнялась от подушки, сонные глаза взглянули на него и улыбка тронула чувственные губы.

— Все в порядке. Спи, — шепнул Айя, обнимая его и утыкаясь носом ему в шею.

… За окном мягко падал снег, пушистый и легкий. В гостиной блестела шарами и гирляндами елка. Под елкой были горкой сложены подарки, дожидавшиеся своего часа.

В темно-бордовой бумаге, перевязанной золотистыми лентами, дожидалось Айю под елкой новенькое кашемировое пальто.

В кармане пальто Хлоэ притаился лотерейный билет, который блондин купил сегодня утром по пути из церкви. Хлоэ еще не мог знать, что этот билет выигрышный и призом за него — новенький гоночный автомобиль.

В почтовом ящике электронной почты Хидаки лежало письмо от британского фан-клуба «Манчестер Юнайтед», которые сегодня подвели итоги лотереи, победитель которой получит мяч, на котором расписались игроки команды.

А в далекой Японии молодая женщина с двумя длинными косичками смотрела, не веря своим глазам, на долгожданные две полоски и гадала, как сказать мужу три заветных слова.

@темы: фанфик, джен, Secret Santa-2012, Ая, Кен, G

Для:  Nami Fujimiya
От:

Название: Персональный Санта
Автор:  Kanashimi-san
Пейринг/герои: Ая/Едзи
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Комментарий автора: С наилучшими пожеланиями для заказчика

Смотреть, 450рх × 337рх
По клику - большой вариант картинки (1024px × 768px)

@темы: слэш, фанарт, Ёдзи, Secret Santa-2012, Ая, PG-13

Для:  WinterBell
От:

Название: Герои неоконченных историй
Автор:  Крошка Капризуля Хоч
Пейринг: Ая/Шульдих
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: NC-17
Размер: мини (2 832 слова)
Предупреждение: АУ


читать дальшеЭтот мир не может жить без чудес…

Глаза болят, и буквы на мониторе расплываются, превращаясь в бессмысленную мешанину черных закорючек. Свет не горит даже в окнах самых последних полуночников: он уже давно запомнил расположение их квартир в многоэтажке напротив. Давно пора бы заснуть. Час быка — не лучшее время работать, превозмогая усталость, бессонницу и отчаянную неуверенность в собственных силах.

Ран не знает, сработает ли это. С чего вдруг он вообще поверил рыжеволосому парню, который подсел к нему на скамейке в парке, и сказал: «Возвращайся домой и пиши. Ты все вспомнишь».

Пиши — что? И как он может писать то, о чем забыл, и знает в общих чертах от чужих людей?

Когда он очнулся в больнице, ему сказали: ты — герой. Назначили пенсию, выдали квартиру и сказали сильно не переутомляться. А память… Да радуйся, парень, что вообще жив остался. Ничего, ты молод, здоров, насобираешь новые воспоминания. Амнезия — вещь странная, до конца не исследования, может и вспомнишь все, но когда и как — обещать этого никто не будет. Ты пока просто живи, а там и сам разуберешься.
Ран так и поступил. Не потому, что привык подчиняться приказам, просто понятия не имел, что еще делать.

Он расставил мебель в квартире так, как было ему удобно, купил зубную щетку, полотенца, рисоварку, книги, капризное домашнее растение, которое требовалось держать под определенным углом к солнечному свету и поливать только ночью, и стал ежедневно ходить в парк на долгие прогулки.

Теперь у него было чертовски много времени. Целые тонны, километры квадратные или литры времени — кто знает, в чем оно измеряется на самом деле?

Однажды весной он увидел на летней площадке показательное выступление по какому-то из восточных единоборств. Молодые парни двигались легко и изящно, со стороны это казалось скорее тщательно отрепетированным танцем, продуманным до мелочей, чем сражением. Но на самом деле — и Ран видел это — каждое движение могло быть смертельно опасным, если бы в руках у них были не деревянные мечи, а остро отточенные стальные лезвия.

Ран узнал, где можно купить такой меч — боккен, как сообщили ему — и начал тренироваться каждый день. Сначала он хотел просто попробовать, что выйдет, но неожиданно почувствовал, что его тело помнит все: как фиксировать ладонь на рукояти, с какой силой рассекать воздух и как двигаться, нанося удары и уворачиваясь от выпадов противника.

Значит, он занимался этим раньше? Это была очередная загадка из прошлого, мучающая его вместе со странными снами. Он видел в них кровь, боль, смерть, и — иногда, мельком — рыжего парня с ослепительной улыбкой, который посылал ему воздушный поцелуй. После этого он обычно просыпался, и весь день ходил с приподнятым настроением.

А потом именно этот парень из снов подсел к нему на скамейке в парке. Стоял теплый сентябрь, и желтые листья, легко соскальзывая с веток, падали к их ногам. Ярко-рыжие волосы путались в беспорядке на сером твиде пальто, и блестящие пряди хотелось гладить и пропускать сквозь пальцы. Вокруг стояла удивительная тишина, время, послушно следуя штампам любовных историй, остановилось, и Ран — сам не зная, почему — поверил парню. В конце концов, от того не веяло ни кровью, ни смертью, ни болью, только чем-то таинственным и жутко родным.

Он вернулся домой, заварил зеленый чай, открыл новый файл на ноутбуке и уставился на белый лист. Перечислить те скудные факты, которые ему выложили в больнице, размышлять о снах или описывать свою нынешнюю жизнь? Глупо как… Курсор мышки уже потянулся было к красному квадратику в правом верхнем углу, но вдруг в его голове послышался чужой тихий, слегка насмешливый голос, и Ран, как примерный ученик, принялся записывать то, что ему диктовали.

«Меня зовут Фудзимия Ая, и я люблю Шульдиха, хотя иногда называю его рыжей заразой и почти всерьез верю, что он — демон-оборотень, присланный мне в наказание за грехи в прошлых жизнях. В нашей истории романтики маловато как для среднестатистической голливудской лав стори, зато приключений хватит на десяток экшнов и еще останется».

«Ая» — это имя всколыхнулось в памяти чем-то знакомым до боли, но он все равно не мог вспомнить, почему его зовут именно так. Этого его настоящее имя, и если да — что такое «Ран»? Прозвище? Код? Так его назвали в больнице после того, как он пришел в себя, и новые документы ему выдали на это же имя.

«Она началась еще задолго до того, как мы встретились, в тот год, когда мне исполнилось шестнадцать…»

Слова лились легко, ему оставалось только записывать, попутно увеличивая скорость печати. Спустя несколько часов воспоминания вдруг прекратились, словно кран перекрыли, и Ран ощутил, как проголодался, и как ноют затекшие плечи и спина.
Он сделал себе несколько бутербродов, и с удовольствием съел их, стоя, прямо у стола, хотя всегда питался в четкое определенное время, стараясь следовать предложенной ему диете. За этот первый «сеанс» он написал почти пять листов информации, которую с трудом осознавал, и в которую все еще боялся поверить. От нее становилось немного жутко, но вместе с те приходило успокоение: все идет, как и надо. Все правильно. Так все и должно быть.

Он узнал о своем детстве, о семье, и о том, как погибли его родители. В Ране вспыхнула пламенная ненависть к человеку, который был их убийцей, и он готов был хоть сейчас мчаться разыскивать его — но что-то удерживала его на месте, сила разума — его, или чужого — говорившего, что сначала он должен вспомнить ВСЕ, и только потом, принимать окончательные решения.

Тогда Ран просто заварил себе крепкий кофе.

Всю осень он записывал воспоминания, приходившие к нему из ниоткуда. Постепенно он узнавал о своей жизни и борьбе, о тех, кого любил, и от тех, кого ненавидел, о тех, кого убивал и тех, кто пытался убить его.

Где-то в начале октября на листах его летописи впервые после самого первого абзаца появился Шульдих. Его появление поразило Рана чуть ли не больше, чем все сведения о нем самом. За последнее он даже перестал удивляться тому, с каким удивительным спокойствием воспринимает все то, что появляется в его памяти. Его жизнь никак нельзя было назвать обычной. Но то ли потому, что он так в это до конца и не верил, воспринимая как увлекательную и драматичную, но целиком выдуманную и не имеющую к нему никакого отношения историю, то ли наоборот, потому что сразу поверил и где-то в глубине души знал, что именно и это и есть — правда, он сохранялся спокойствие даже при самых неожиданных поворотах сюжета.

Шульдих, появившийся на страницах, оказался вовсе не таким, каким Ран представлял его себе: бесноватым, капризным и эгоистичным, никаких проявлений заботливости или домашнего уюта, которые, как казалось Рану, были неотъемлемой частью отношений. Более того — они были врагами, и Ая неоднократно пытался его убить. Но Шульдих ускользал каждый раз, не забывая подмигнуть, улыбнуться ослепительно или послать воздушный поцелуй — иногда даже не ему. Ая злился и раздражался, но не мог поймать ветер в стеклянную бутылку, пока однажды — это было ближе к ноябрю, когда для сидения на скамейке в парке стало уже прохладно — Шульдих не пришел сам.

«— Ты ждал меня? — Шульдих ухмыльнулся и я только удобнее перехватил катану.
Но он, казалось, и не собирался нападать. Влез через окно, уселся на моем столе и насмешливо усмехнулся:
— Что, даже чаю не предложишь? А я устал после такого долгого и сложного пути… Эх, Ая, нет в тебе романтики».

За окном лил дождь пополам со снегом, где-то за стенкой соседи справляли бурную вечеринку, а Ран, дрожа от нахлынувших эмоций и возбуждения, описывал их встречу под диктовку ставшего уже таким родным и привычным голоса.

«Эй, ты же хочешь этого! — Шульдих пошло облизал губы и расхохотался. — Или ты боишься? Неужели так жаль расставаться с девственностью?
— Ты же читаешь мысли, вот и скажи мне: чего я хочу? — спокойно спросил я.
— Любви, — не задумываясь ни на мгновение, — ответил Шульдих.
И дал мне ее.
Шульдих любил так же, как и сражался: самозабвенно, отдаваясь полностью, получая немыслимое удовольствие и наслаждаясь самим процессом.
Он выгибался, когда я облизывал его соски, и вздрагивал, когда щекотал языком впадинку локтя. Он хрипло матерился, когда я входил в него слишком резко, кусал мое плечо, когда я подавался вперед, стонал, когда наращивал темп, всхлипывал, когда выходил, и насаживался сам, прижимая к себе и вцепляясь ногтями в спину.
Когда все закончилось, он сказал: «Тебе нужно много любви, Ая. Чертовски много любви. Потом помолчал и добавил: Но мы как минимум можем попытаться».

Ран закончил печатать и откинулся на спинку стула. Как бы пафосно это не звучало, но в его жизни все же была любовь. И он ее потерял.

Браво, Ая, браво. Хотя чего уж, не мне тебя судить…

Рану вдруг захотелось сделать что-то идиотское, что-то сумасшедшее, что он наверняка легко и не задумываясь делал в той, прежней жизни, но чему совершенно не было места в жизни настоящей.

Он распахнул окном, думая, что сейчас вдохнет ледяной воздух полной грудью и… побыстрее захлопнул его.

«Не хватало еще простудиться, — мелькнула в голове мысль. — Это было бы слишком нерационально».

Ран размял плечи и потянулся всем телом. Все, что он может — это просто ждать конца. И тогда… Тогда он решит. Тогда он будет знать, что делать.

Шульдих теперь появлялся в его записях регулярно. Иногда он приходил всего на час или даже меньше — и тогда секс был быстрым и грубым — у стены, растягивая нетерпеливо, заломив руки за спину, кусая загривок и упиваясь руганью вперемешку со стонами. Иногда — оставался надолго, и они наслаждались неторопливой, тягучей и сладкой почти-нежностью, при воспоминании от который внутри все сворачивалось тугим клубком, и хотелось то ли плакать, то ли смеяться. Но под утро Шульдих всегда уходил, мимолетно целуя на прощание, и после этих встреч и Ая, и Ран, крепко засыпали, и не видели снов ни о крови, ни о боли, ни о смерти…

С приближение Рождества Ран понял, что его летопись подходит к концу.

Он знал уже почти все о своей прошлой жизни, почти разобрался в хитросплетениях судеб и интриг, и его целыми днями не отпускало то сладкое предчувствие и ожидание конца, как бывает, когда читаешь увлекательнейшую книгу, и никак не можешь оторваться, даже если вокруг взрываются бомбы, или проезжаешь свою остановку в метро, просто потому, что должен узнать, чем же все закончилось.

Ран понял, что все больше ощущает себя не Раном, а Аей. Теперь, занимаясь обычными бытовыми делами — моя посуду, идя за покупками или убирая в комнате — он привык двигаться бесшумно и незаметно, мгновенно реагируя на непривычные звуки. Его слух и зрение обострились; он стал подмечать те мелочи, которые раньше казались ему не стоящими внимания. Он тренировался с катаной каждый день, и с удовольствием чувствовал, как окрепли его мышцы, и восстановилась гибкость и ловкость. В его голове все чаще возникали мысли, которые никак не могли принадлежать ему, зато были вполне обычными для Аи. И — что было удивительнее всего — это не пугало его, а воспринималось скорее как неизбежный и даже радостный процесс.

К нему возвращалась память.

Рождество было все ближе и ближе, и тексты становились все длиннее и длиннее. Теперь он писал по восемь-десять, а то и больше листов за день. Он забыл о ежедневных прогулках и правильном питании, ел что оказывалось под рукой, и забывал сходить в супермаркет. Ран торопился, ему надо было знать, и, даже понимая умом, что несколько дней не сыграют роли для того, кто ждал больше года, он мучился нетерпением: когда в голове снова появится диктующий воспоминания голос? А еще боялся втайне, не признаваясь в этом даже себе: что будет, если он не придет, и повесть его жизни так и окажется неоконченной?

* * *

Ран прикрыл воспаленные глаза и потянулся. Завтра вечером все люди будут отмечать Рождество. Это ведь время чудес, и не могут же Духи Рождества — или кто там управляет этим всем? — обойти его и оставить без такого ожидаемого чуда? Все получится. У них все получится: у Аи, у Шульдиха, и у него самого. Осталось написать совсем чуть-чуть, и он будет свободен. Тогда он сможет сам выбирать дорогу, и тогда наконец все линии вероятностей сольются воедино: он снова станет Аей. И все будет хорошо.

Ран не знал, сам ли он успокаивал себя, или эти мысли тоже были чужими, но да какая разница, если панический страх отпустил? Он размял плечи и потянулся к клавиатуре с прежней энергией.

«Ты веришь в судьбу? — задумчиво спросил Шульдих.
— Я верю в то, что я создаю ее сам, — решительно сказал Ая. — Все будет так, как мы того захотим.
— И чего ты хочешь? — Шульдих растянулся у него на груди.
— Чтобы все закончилось. — Ая помедлил. — Все…кроме нас.
— Какое удивительно родство душ… — Шульдих усмехнулся и добавил серьезно. — Я знаю. Я тоже».

Когда наступил рассвет, все было закончено. Дрожащими пальцами он допечатал последнее предложение и поставил точку:

«Что бы ни случилось, где бы, когда бы, и как бы: я вернусь».

— Где же ты, Шульдих? — Ран — теперь уже снова Ая, бессильно опустив голову на скрещенные руки, задал вопрос в никуда. — Ты обещал. Ты обещал мне! И только посмей не сдержать слова. Тогда я найду тебя сам.

Ая не помнил, как заснул, и почему оказался укрытым одеялом, но когда он открыл глаза, был уже почти полдень. Слабое зимнее солнце светило сквозь легкие занавески, а с кухни вкусно пахло завтраком.

— Я вернулся, но на кофе в постель даже не рассчитывай! — он бесшумно вошел в комнату и остановился прямо перед кроватью, сложив руки на груди. — Эй, ты куда, а кофе…

…и это тот же самый голос, который диктовал ему воспоминания: негромкий, насмешливый, вкрадчивый и чуть-чуть тягучий…

— Шульдих, — Ая шепчет его имя, подминая под себя, задирая рубашку, целуя, куда попадет. — Шульдих, Шульдих, Шульдих…

— Боишься…ах…забыть?

— Вспоминаю… как сладко это звучит.

Ая целует уверенно и настойчиво, не тратя время на сомнения: Как ему нравится? Жестче? Или мягче? Или вообще обойтись без поцелуев?

Его тело помнит все: какой гибкий Шульдих, и как прогибается он в позвоночнике, если намотать на кулак его волосы. Как идеально совпадают их тела, и как прошивает совместный электрический разряд, когда впервые за столько лет забвения — кожей к коже, заново изучая и познавая, как это — любить.

— Это ты…диктовал мне, да? — Ая отстраняется и спрашивает, глядя прямо в затуманенные глаза, и ни на секунду не сомневаясь в ответе.

— Ты же знаешь, что я, — улыбается Шульдих. — Давай просто сделаем это. И ты вспомнишь все сам.

— Вспомню… — одними губами шепчет Ая. И тянется его поцеловать.

У их поцелуев сначала — вкус горечи и утраты. Но потом губы, терзающие губы, смягчаются, и появляется нежность. Ая ласкает его языком, то проводя легко по скуле, то горячо дыша на мочку уха.

— Теперь не отпущу, — он фиксирует запястья Шульдиха, осуществляя контроль тела. Это просто, основа многих единоборств: никакой травматичности, зато, при правильно выполненном контроле, уке не может вырваться.

Но Шульдих даже не пытается, принимая все, что ему дают.

— Я тоже скучал, — смеется он в Аины губы.

Злость и нетерпение вдруг спадают: Ая проводит подушечками пальцев по груди Шульдиха, и чувствует, как кожа покрывается мелкими мурашками. Он целует его соски, облизывая их, дует на влажную кожу, и снова целует.

— пусти меня, — шепечет Шульдих.

И Ая пускает, и позволяет: расстегнуть джинсы, поцеловать живот и взять уже стоящий член в рот.

Ае кажется, что Шульдих отсасывает лучше, чем это даже можно представить в самых горячих фантазиях, хотя ему особо не с чем сравнивать. Он запутывается, наконец, пальцами в рыжих волосах: они именно такие гладкие и тяжелые, как ему казалось. Шульдих двигается ритмично, и Ая старается дышать в такт его движениям. Они бы неплохо сработались в паре: Шульдих ловит любую его реакцию, и мгновенно расшифровывает ее.

— Нам надо будет потренироваться вместе, — прерывисто говорит Ая. — Я хочу прочувствовать тебя.

— Обязательно, — Шульдих выпускает изо рта его член. — Я позволю тебе уложить меня на лопатки и сделать все, что ты захочешь. Тренировки — это такой адреналин. Только давай отложим это… на потом.

Он намекающе проводит ладонью по члену Аи.

— Давай, — соглашается Ая. И снова подминает Шульдиха под себя. Снимает с него джинсы, ласкает член через белье.

— Ну давай же, а? — почти жалобно просит Шульдих.

Ая растягивает его: осторожно, бережно.

— У тебя… совсем никого не было? — спрашивает он.

— У меня не было времени, — смотрит Шульдих куда-то вбок. — Писательская карьера, знаешь ли, не так уж легка.

Смазку и презервативы, как оказалось, уже принес Шульдих.

— Ты предусмотрительный, — Ая улыбается, выдавливая ее себе в ладонь.

— А как иначе, если ты вечно все забываешь.

Ая ловит кайф, погружаясь пальцами в его тело, но Шульдих торопит его:

— Я уже не могу… давай, черт.

И Ая входит в него: медленно, по миллиметру, ощущая каждую сотую долю секунды, и запоминая это: он создает себе новые воспоминания.

Они двигаются в такт — он был прав, Шульдих действительно станет идеальным партнером — и даже дышат в едином ритме.

Шульдих тесный и жаркий, и Ая берет его, подчиняя себе, заявляя свои права: мой. Никто не будет здесь, кроме меня.

— Так уже твой? — насмешливо подначивает его Шульдих, читая мысли.

— Мой! — Ая почти рычит, и наращивает темп, входит жестко и сильно, придерживая ладонями плечи, контролируя тело под ним. — Мой!

Когда он находится почти на грани, какой-то блок в его памяти спадает, плотина прорывается, и воспоминания хлещут через край, цунами звуков, красок и ощущений. Он кончает и теряет сознания от переизбытка всего.

Придя в себя, Ая видит Шульдиха, удобно устроившегося рядом с ним.

— Ну, как ощущения?

— Ты любишь яблочный сок! — Ая говорит это медленно, словно припоминая. — Яблочный секс, и когда я чешу тебя за ухом, и быстрый секс в машине!

— Ты вспомнил, — широко улыбается Шульдих. — Итак, где мой гонорар?

— Заплачу все сполна, — Ая, не удержавшись, легонько щелкает его по носу. — Ты мне только отдышаться дай.

— Натурой не беру, — хохочет Шульдих. — И потом — сегодня Рождество, так что считай это моим подарком.

— Спасибо, — вдруг серьезно говорит Ая. — Спасибо за Рождество.

И целует его, зная, что вовсе это никакой не конец, а — просто и банально — начало новой истории. Из тех, что с хеппи-эндом.

@темы: слэш, фанфик, Шульдих, Secret Santa-2012, Ая, NC-17

Для:  Verlis
От:

Название: Привязанности
Автор:  Дрей
Пейринг: Кэн/Хлоэ
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: NC-17
Размер: мини (2 459 слов)
Предупреждение: мат
Комментарий автора: пост-СайдБи, сразу после 37го выпуска


читать дальшеПаника нахлынула вместе с вернувшимся сознанием. Хлоэ не помнил, как вырубился, не помнил, завершилась ли миссия, не знал, что с остальными. И где он сейчас, тоже не знал.

Левая рука по-прежнему почти ничего не чувствовала. Открывать глаза Хлоэ боялся.

Он мог язвить на миссии, не желая давать Ае действовать в одиночку — как прав был Кэн, сетуя на эту яркую черту характера старого друга! — мог небрежно отвечать «Как-то» на вопрос о глазах, и всё это — только для того, чтобы не показать страха, не выдать себя и удушить в зародыше растущую внутри истерику.

Сейчас, кажется, сдерживать её не было необходимости.

В правую руку неожиданно до боли вцепились знакомые пальцы, над ухом всхлипнули, и Хлоэ всё-таки рискнул открыть глаза.

Левый видел. Не так хорошо, как раньше, и не так хорошо, как правый, но видел. Уже можно жить. В конце концов, Нана нередко смеялась, что ему идут очки. А Кэн так и вовсе говорил об этом прямо и серьёзно. Ладно. Раньше Хлоэ, конечно, надевал их только для чтения, но теперь...

— Ты здесь? — тихий, потерянный голос Мишеля заставил дёрнуться и повернуть голову. Мальчишка сидел на стуле у кровати, словно бы воплощая собой всю скорбь мира: глаза покраснели, нос распух, на щеках потёки, волосы растрёпаны, в одежде, в какой пошёл на миссию. Безобразие.

Хлоэ кашлянул, попытался что-то сказать, но из горла вышло только невнятное сиплое карканье. Чёрт.

— Ага, я вижу, — Мишель попробовал улыбнуться. Вышло у него плохо, и он, видимо, сам это понял, потому что тихонько вздохнул, согнулся в три погибели и уткнулся горячим лбом Хлоэ в ладонь. — Я испугался. Ты вырубился там, в замке, Ая тебя притащил, ругался, на чём свет стоит, я половину слов не понял, — когда он окончательно придёт в себя, то просто-напросто стукнет командира, — надо потом у Юки спросить... Нана отвезла тебя сюда, Ая объяснил по дороге, что случилось, и тебе кровь переливали. Анестезию, кстати, всё равно вкололи, хоть ты и без сознания был, а то мало ли... Я тут всё время сидел, меня и Ая, и Фри пытались выгнать, но как же я...

Слова вылетали у него изо рта со скоростью пулемётной очереди, так что Хлоэ понял в лучшем случае половину. Итак: судя по всему, он в их больнице или лаборатории. Переливали кровь... да, Краун говорил, что «яд начинает действовать», или что-то вроде этого — значит, грубо говоря, заменяли? Кошмар какой. Мишель сидит здесь — в больнице вообще, вряд ли Ая позволил ему на это смотреть — с самого начала, тут и командир, и Фри, а...

— Говорят, «ждите», — раздражённый голос донёсся откуда-то слева ответом на не успевшую додуматься мысль. — Мать их через коленку, мы уже сколько ждём, рехнуться можно. Я тебе чаю принёс...

Кэн оборвал фразу, едва поймав взгляд Хлоэ. Коричневый пластиковый стаканчик с кипятком опасно накренился в его руке, и Мишель — откуда в нём столько энергии, Хлоэ не понимал никогда — проворно вскочив и подбежав к Кэну, предусмотрительно его выхватил. Глотнул, зашипел, подхватил посудину за края и осторожно выскользнул за дверь.

Хидака в два широких шага оказался рядом с кроватью, упал на стул и вцепился в запястье Хлоэ. Да так, что тот всерьёз забеспокоился: синяки останутся наверняка.

Посидев так с полминуты, Кэн с явным усилием отцепился — но только для того, чтобы взять за руку и с силой переплести пальцы.

— Долбоёб, — хрипло и с чувством, и даже не хотелось шпынять за ненормативную лексику. Что там: даже обижаться Хлоэ считал себя не вправе. — Тебе что говорили, мать твою? Не лезь! С Фри мы втроём еле справились, ага, а ничего, что у Фри хотя бы отравы не было? Блин, убил бы...

— Зачем, — о, голос всё-таки прорезался, что не могло не радовать. — Зачем тебе меня убивать, если меня и так сейчас чуть не...

Кэн посмотрел, как на идиота, в то же время — зло и немного нежно. От одного этого взгляда Хлоэ посчитал за лучшее заткнуться.

— Я б тебя стукнул, да не такой садист. Значит так. Краун ваш сгорел нахер, не мир его праху, Фри раздавил Джеку полбашки, а третьего ещё старикан пришил в лесу, пока на свадьбу ехал, так что хотя бы они теперь не проблема. Что дальше, пока непонятно: миссию ещё не разбирали, будем разговаривать, когда ты придёшь в себя, и в замке, КР конкретно желает присутствовать. Тебе ещё денёк отлежаться бы, по-хорошему, но Ая говорит, чтоб я тебя сразу домой забирал, ибо нечего тебе больше тут делать. Руки будешь разрабатывать, когда раны заживут окончательно, глаз придёт в норму, обещали, к завтрашнему вечеру. А. И с Кристиной всё в порядке. С ней вроде Михироги зачем-то и о чём-то говорила, а дальше я не знаю.

Тихо отлегло от сердца.

— Ты сам-то как?

За отсутствие кудахтанья в его последнем вопросе хотелось подняться и расцеловать, но на такой риск сразу Хлоэ был неспособен.

— Я не знаю, — тихо ответил он, мысленно ругая и Мишеля, убежавшего с чаем, и Кэна, не догадавшегося прихватить воды. Пить хотелось так, словно он валялся не на больничной койке, а — банально — в пустыне. — Наверное, в порядке. Но мне ужасно мешает капельница, и я пока побаиваюсь... вставать.

Он поморщился на этих словах — и это явно вышло болезненной гримасой, потому что Кэн, тихо и устало вздохнув, мягко погладил его по руке — от запястья до плеча — и кивнул:

— Я сейчас позову кого-нибудь, вытащат. И попробуешь. Если что, я тебя поймаю, ты же знаешь.

На проявление гордости и прочее фырканье не было сил.

— Пить.

Хидака глянул удивлённо, вставая:

— Я б и так принёс. Сейчас.

И тихо вышел. Неожиданно тихо — для Кэна, от которого всегда веяло почти разрушительной силой, и который тихо себя вёл разве что на миссиях, когда это было необходимо.

Своё влечение к нему Хлоэ осознал где-то во время футбольной миссии. Когда Кэн спокойно и чётко разработал план, Хлоэ сначала не поверил, что он думал над ним в одиночку. Потом, когда он лично допрашивал вдову Дэвида, стало уже не до веры или неверия, а на самом стадионе, пока Хидаку методично избивал очередной интерлейкиновый псих, хотелось просто наорать на Аю за его «всё в порядке».

Впрочем, для этих двоих, с их опытом работы и прохождением через невесть что, какие-то фантастические боевики вперемешку с почти что компьютерными игрушками — паранормальные явления, скажите пожалуйста! — подобное и впрямь могло быть нормой. Во всяком случае, когда Хлоэ лично залеплял пластырями ссадины Кэна на лице и ворчал, сам Кэн, помнится, очень удивился и спросил: «Ну, избили, да, и что? Без погрешностей невозможно».

Потом были вечера за телевизором после смены, попытки помогать Кэну в готовке, шквал острых шуток, стремительно улучшающийся Кэнов английский, виски и пиво в ближайшем пабе, спарринги... В конце концов, кажется, когда Хлоэ в один из вечеров уснул, привалившись виском к плечу Хидаки, тот даже не удивился. Просто растолкал, проводил наверх и зачем-то замялся в дверях комнаты Хлоэ.

Дальнейшее не имело объяснений, кроме всё того же пресловутого влечения — как выяснилось, более чем взаимного.

И после — ни в чём не изменившееся общение днём, и совершенно другой уровень по ночам. Невесть откуда взявшаяся ревность к Куруми — потом он задыхался под яростными поцелуями, вцепившись в сильную надёжную спину, и не мог наслушаться хриплого шёпота: «Идиот, болван, я же здесь, да пойми ты, кто мне ещё нужен...». Выматывающий страх во время стычки с Джеком, когда он долгое время мог только наблюдать. И необходимость скрывать этот страх... впрочем, в итоге — перед Кэном — и не получилось.

И вот теперь — эта миссия.

Вообще-то Кэн не имел привычки просто так, ради красного словца, крыть любовника матом, так что сегодняшний случай заставлял задуматься. Хлоэ очень хотелось верить, что Кэн беспокоился, но застарелая паранойя и вечное неверие в себя словно выставляли какие-то ржавые, отравляющие — Хлоэ поёжился — барьеры.

Вошедший за Кэном сотрудник в белом халате деловито отсоединил капельницу и вышел. Молча. Хвала Господу.

Хидака сунул в руку Хлоэ стакан воды и криво улыбнулся, глядя, как жадно Хлоэ пьёт. Потом выхватил стакан и протянул руку.

— Давай.

Встать оказалось неожиданно легко. А вот удержаться на месте сложно: голова кружилась, даже коленки, кажется, дрожали. Позорище.

Кэн подхватил его сразу же, перекидывая правую руку через свои плечи и обнимая за талию. Кивнул куда-то в сторону:

— Шмотки твои я взял, но, честное слово, лучше тебе в пижаме выйти. Там не холодно, а фургон наш почти у дверей. И не надо мне щас свою вечную фигню нести, что ты «не можешь показаться перед командой в таком виде», — передразнивал он всегда очень точно, но удивительно не обидно. — Они тебя уже в таком виде наблюдали, что больничная пижама — не так страшно. Ботинки, правда, надеть придётся.

Он тепло улыбался, вцепившись в Хлоэ изо всех сил, так, что исчез, стыдливо убежал куда-то даже страх упасть.

Хлоэ повернул голову, почти наощупь ткнулся губами Кэну в щёку и замер, закрывая глаза. Простоять бы так подольше, и пусть время остановится. Хотя они, конечно же, не заслужили.

— Хлоэ, — Кэн зашептал, хрипло и мягко, и захотелось прижаться к нему накрепко, влиться в него, поймать всем телом и не отпускать, — я... Мне нужно тебя отпустить. Чтоб ты сел и обулся. Давай, а?

Кивнуть и отойти на шаг, подчиняясь лёгкому удару ног о край кровати, оказалось очень и очень тяжело.

...В лифте Кэн вцепился Хлоэ в плечи, дохнул в лицо — от него пахло мятой и мерзким кофе из автомата — и открыл рот, но тихий звон, оповестивший о прибытии на нужный этаж, оборвал его не успевшую начаться тираду. Или фразу. Или просто какое-то слово.

Кэн сморщился устало и горько, но спрашивать сейчас было бы неуместно. Они могли развести спор минут на двадцать прямо здесь, а команда и так ждала невесть сколько. Кстати, который час?..

Оказалось, двадцать три сорок. И оказалось, что команда почти в полном составе спит.

Юки вырубился, опустив голову прямо на ноутбук. Очков на нём не было: их явно успел снять Ая. Мишель, успевший где-то умыться и привести себя в порядок, свернулся чуть ли не клубком у Фри на коленях. Сам Фри с тихим присвистом дышал, откинув голову на стенку фургона.

За время, прошедшее с выхода из палаты до выхода из больницы Хлоэ пришёл в себя настолько, что смог влезть в салон, только опираясь на протянутую руку Кэна, и ничего больше.

Ая обернулся из-за руля и кивнул.

— Рад, что ты в порядке.

Кэн как мог тихо закрыл дверь и сел рядом. Хлоэ уронил голову ему на плечо и дёрнулся в мгновенно обхвативших его сильных руках, когда Ая надавил на педаль газа.

Дома будет лучше.

***

Дома лучше стало. Особенно, когда проснувшийся минут за пятнадцать до прибытия Мишель устал тараторить каждые десять секунд: «А ты точно в порядке? Точно-точно?». Кажется, Ая просто дал ему по ушам и погнал спать, предварительно уложив Юки. Фри молча легко потрепал Хлоэ по плечу, улыбнулся и ушёл наверх, Ая сел в гостиной с ноутбуком — явно писать отчёт, а Кэн утащил Хлоэ в свою комнату.

Желание стянуть с себя омерзительно-зелёную пижаму было неыносимым ещё в фургоне, а теперь — о счастье! — появилась возможность.

Когда куртка и штаны неаккуратным комом легли на пол, Кэн схватил Хлоэ за руку и толкнул на кровать. Навис, прижимая за запястья, хрипло дыша, глядя дико и потерянно. Когда он успел стянуть свитер, Хлоэ даже не заметил.

— Твою мать. Твою мать же!

Голос у него тоже был хриплый, и стучащая внутри глухая тоска внезапно замерла, послушно потянулась к этому голосу, как капроновая нить, после долгих капризов всё же скользнувшая в игольное ушко.

— Кэн...

— Хлоэ, кретин, — Кэн частил, чуть ли не начиная мешать оба языка, и Хлоэ напрягся, восстанавливая в голове скудные знания японского: очень хотелось понять всё, что сейчас говорил любовник. — Твою мать, как же я... Не смей больше, понял? Только попробуй сдохнуть, сволочь, достану ведь, воскрешу некрофильским способом, а потом опять убью, и опять воскрешу, и...

— И снова некрофильским способом? — Хлоэ неожиданно стало очень весело. И тепло. — Ты скрываешь от меня такие склонности?

Хидака устало, потерянно и гортанно рассмеялся, утыкаясь пылающим лбом в лоб Хлоэ. И жёстко поцеловал, осторожно ложась сверху, перенося вес так, чтобы не тревожить руки. Заботливый.

Хлоэ отвечал, перебирая густые тёмные волосы, оглаживая спину, ловя кожей каждую дрожь, каждое движение, и совсем не удивился, когда Кэн, что-то глухо простонав ему в рот, отстранился, стягивая штаны вместе с трусами, снова лёг сверху и уставился всё тем же диким взглядом.

Он был безрассуден и отчаян, открыт и искренен настолько, что Хлоэ до сих пор не переставал этому изумляться. Сам он смог показать Кэну себя с другой, совсем непривычной тому стороны, далеко не сразу. И ещё большим был шок, когда Кэн это принял. Без всяких глупостей и удивления типа «так вот ты какой». Словно так и надо.

Отчаянно страшно было верить в такое понимание.

Кэн мягко провёл ладонью по груди Хлоэ, чуть задев сосок, и выдохнул:

— Ты?..

Хлоэ только улыбнулся, потянулся к его затылку, привлёк к себе для поцелуя и откровенно развёл ноги. Чувствовал он себя и правда намного лучше, а Кэна хотелось сейчас всего. И желательно — сразу.

От тихого, полного предвкушения и нежности вздоха над ухом опасно защемило под рёбрами.

Чёрт бы всё побрал. Они не имеют права привязываться друг к другу, все они, но теперь уже просто некуда деваться. Да даже если бы и было, куда, Хлоэ бы не стал.

Кэн отстранился, коротко взглянул в глаза — уже не дико, напротив: мягко и чуть устало. И было там ещё что-то, подозрительно похожее на то, о чём Хлоэ и думать-то боялся.

Хлоэ слишком поздно сообразил, что Кэн собирается делать. Да и вообще, соображать было сложно, когда горячие губы проходят поцелуями от подбородка до живота, скользят к паху и охватывают член.

Потолок накренился и исчез — он запрокинул голову, закрыл глаза — тёплая ладонь схватила за руку и уверенно направила к затылку. Пальцы запутались в волосах Кэна.

Думать стало категорически сложно, и отчего-то захотелось привязаться окончательно, как угодно, ощутить если не ответный узел на другом конце связи, то хотя бы собственную принадлежность. Она уже давно его не пугала. Как понял — запаниковал, а теперь — гори оно всё...

Даже подготовка прошла мимо сознания, Хлоэ будто со стороны услышал вскрик неудовольствия и только потом понял, что кричал сам — потому что Кэн отстранился. Приподнимаясь, подхватил под бёдра, медленно насаживая на себя, вошёл до конца, вырывая стон откуда-то из-под диафрагмы, вжал в себя, стиснул, сухо всхлипнул куда-то в плечо и задвигался, не дав опомниться или хотя бы спросить, в чём дело.

Рука сжала член, на губах оседал мятно-кофейный привкус шёпота:

— Не отдам, не отдам, не надо...

— Куда я, — нормально говорить не получалось, словно забрали всё, действительно отдал себя полностью — кроме шёпота, — денусь, а?

Кэн отчего-то замер, даже не доведя движение до конца. А потом как-то умудрился медленно-медленно погладить по щеке и задвигался снова — быстро и резко, так, что дыхание перехватывало, закрыв глаза и стиснув пальцы на члене.

Хлоэ выгнулся, выплёскиваясь в ладонь, и бессильно скользнул рукой по спине Кэна.

Тот задрожал, падая навзничь, вжимаясь, между животов брызнула сперма, и Хлоэ мягко сжал губами так кстати оказавшуюся рядом мочку уха.

Кэн недовольно зашипел сквозь зубы, слегка сдвигаясь, крепко обнял одной рукой. Другой потянулся куда-то в пространство вокруг кровати, нашёл сброшенную пижамную куртку, вытер ею сперму, швырнул подальше и повернулся, подгребая Хлоэ к себе, устраивая его голову у себя на плече.

— Не отдам, — даже сонно бормоча, он умудрялся быть решительным. Хлоэ улыбнулся, отзываясь эхом:

— Никогда.

Что и говорить: привязываться они не имели права. Но связь, созданную с помощью невидимого каната, разорвать крайне тяжело. Если не невозможно.

@темы: слэш, Хлоэ, фанфик, Secret Santa-2012, NC-17, Кен

Для:  Кошка в перьях
От:

Название: Кошкин дом
Автор:  Якинэко
Бета:  Iren.
Пейринг: Ёдзи+Кэн, Ёдзи+Кэн+Ая
Категория: яой, упоминается гет
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Размер: мини (5 137 слов)


читать дальшеЁдзи входит в свою комнату, и в ней темно, он не успевает включить свет, как его толкают к ближайшей стене.

— Закрой глаза! – шёпотом, на ухо.

Ёдзи смеётся, тоже шёпотом.

— Тут и так ничего не видно, — он знал, да. И даже можно сказать, что предвкушал и торопился. Но это целое искусство — торопиться и при этом прийти почти вовремя. Только немного пораньше. И не подавать виду, что…

— Всё равно, закрой. — Кэн иногда может быть таким упрямым.

Ёдзи подчиняется. Откидывает голову, затылком к стене прижимается. Что сейчас?..

На нём дурацкая шляпа из какой-то кобры. Не, на самом деле, замечательная, пижонская, как раз к тёмным очкам. Очки — на носу. Аксессуар, а не необходимость. Тут же и так темно.

Кэн тем временем распахивает плащ и начинает своё расследование. И попутно ведёт допрос:

— Где ты был сегодня?

Его руки оглаживают скользкую ткань короткой обтягивающей футболки Ёдзи. Синтетика, ни фига не дышит. Золотистая в неоновом освещении клубных светильников, тут она чёрная. Ах, да. Глаза закрыть. Пальцы Кэна, жёсткие и жадные, спускаются на голый живот. Дыхание Ёдзи тут же сбивается.

— В баре, — отвечает он.

Губы Кэна — на его ключицах, на шее. Он слышит, как Хидака тянет воздух носом. Волосы, должно быть, пахнут всякой дрянью: табаком, алкоголем, потом, парфюмом.

— Снял кого-то? — спрашивает Кэн дальше. Шепчет на ухо. Руки его ощупывают член Ёдзи прямо через узкие брюки.

Нашёл ли он сегодня кого-то для секса?

— Да, — признаётся Ёдзи, и его губы пересыхают; ему жарко. — Женщину…

— Как она выглядела?

Он чувствует язык на своей шее, и подставляется, плавится, и перед глазами уже звёзды, блин, зажигаются.

— Рыжая… Спе… Специально…

Кэн знает; они оба знают. В награду за рыжую незнакомку Хидака гладит его рукой. Сильно. Сжимает вместе с тканью брюк. Руки у него, чёрт, сильные. Ёдзи толкается в широкую ладонь, запрокинув голову, с закрытыми глазами…

— Говори дальше, — приказ.

Ах, да. Говорить. Мозги уже не думают, поэтому он рассказывает всё подряд, что запомнилось и отложилось.

— Она пахла цветами. Гарденией или там жимолостью. — Они флористы. Должны разбираться в запахах. Или не должны? Хрен знает. А от Кэна сейчас чем пахнет? — Подводка на веках, помада персиковая… Ммм…

Он стонет не потому, что так уж прямо любит персики, а потому что Кэн коротко проводит языком по его губам и уточняет:

— Целовались?

— Да, — выдыхает Ёдзи в его губы, навстречу его языку, и после они целуются. Кэн будто пытается отыскать вкус той рыжей девчонки, настолько жадный. Пару минут они молчат, только сосредоточенно вылизывают и посасывают губы и языки друг друга.

Наконец, Кэн отодвигается, трётся своим членом о его бедро, и Ёдзи чувствует, какой тот твёрдый.

— Рассказывай. Ну?..

— Сама на меня кинулась, прямо в машине. Мы даже до отеля не доехали, — сообщает Ёдзи. Его это немного шокировало, но вообще-то он за свою жизнь уже разучился удивляться.

— И ты что сделал?

Жадный Кэн. Хочет всё только себе. Ёдзи ощупью находит его руку и возвращает к своему члену. Хоть так. Но Кэн тут же делает ещё лучше: расстёгивает ширинку на его штанах. Кэн всегда знает, что нужно.

Нагибается и лижет его живот снизу вверх. Широко, медленно, влажно. Находит ямку пупка и вылизывает её так тщательно, что у Ёдзи дыхание прерывается.

— Я… — Хидака не даёт ему отдышаться, но нужно сдерживаться и рассказывать… — Отогнал Севен в ближайший проулок… — брюки с него не стащить, нижнего белья нет, а натуральная кожа так надёжно прилипла к телу, но Кэн всего лишь берёт его член в руку и становится на колени. — Она повернулась ко мне спиной. Была в короткой юбке… стринги… Вся уже такая мокрая там…

Кэн сосёт его член, вылизывает. Ёдзи не нужно уточнять, что с незнакомкой он был в презервативе, Кэна, похоже, это не волнует, а, может, он ему просто так доверяет… Они же доверяют друг другу? Чувствуя, как пульсирующей кожи касаются зубы, Ёдзи вздрагивает, шипит и хватается за волосы Хидаки. Пытается задать ритм.

— Лица было не видно. Только волосы. Я стянул с неё одежду… — в Севен нет крыши; они занимались сексом прямо на улице. — У нее оказалась бледная кожа. Она зажималась; мне так туго было…

Он рассказывает, а Кэн молчит. Не совсем молчит, конечно; постанывает прямо с его членом во рту. Придерживает его левой рукой и ритмично двигает головой туда-сюда, иногда выпускает, обводит, обсасывает головку влажными припухшими губами и снова втягивает в рот до половины. Ёдзи знает, что другой рукой Кэн дрочит себе, можно даже не пытаться разглядеть в темноте; он просто знает.

— У неё внутри было жарко. Она всхлипывала, когда я вставлял до конца, пришлось прикрыть ей рот.

На ладони тут же оживает ощущение её губ, — Ёдзи так и не спросил имени этой рыженькой. Влажный, липкий персиковый блеск для губ, конечно, размазался по коже, но лучше уж так, чем если бы на улице их кто-то услышал.

Кэн тоже всхлипывает. Ему не надо напоминать о том, чтоб он был тише, но есть минуты, когда он себя не контролирует, и как раз сейчас Ёдзи знает, что это означает.

— Она очень быстро кончила, — шепчет он, захлёбываясь словами. — Так сильно сжала меня внутри, выгнулась вся…

Он опускает руки Кэну на шею, слегка сдавливает горячее горло пальцами. Кэн начинает давиться, подаёт голос, отчаянно стонет… Ёдзи знает, что сейчас Кэн кончает, и это так заводит, так сводит с ума, что хочется тут же кончить ему в самую глотку, чтобы почувствовал, чтобы проглотил…

Вместо этого он убирает руки, отодвигается и доделывает всё сам, за пару движений, пока Хидака, сидя на коленях на полу, приходит в себя. Потом Ёдзи опускается к нему и шёпотом спрашивает:

— Хэй… Как дела?

Вместо ответа, Кэн протягивает руку и проводит ею по его лицу, по плечу. Это такое приглашение к близости. В темноте, когда не видно, кто с тобой рядом, можно…

— Всё хорошо, — отвечает Кэн, и по его голосу слышно, что он доволен.

Насколько можно быть вообще довольным тем, что они придумали.

Кэн не особо любит женщин. Но ему нравятся рыжие.

Размышляя о своей собственной ориентации, Ёдзи сказал бы, что он не гей; раньше, до Хидаки он был только с девушками. Да и сейчас не привлекает его особо никто. Кэн, он… «Он слишком смазливый», — говорит Ёдзи сам себе.

А в соседней комнате спит Абиссинец. Он рыжий, и Кудо его не любит. Это сложно объяснить.

Просто… Ну, так получилось… Он же из-за этого не гей, да? Да и какая, собственно, разница!

Наклонившись ближе, Ёдзи просит:

— Дай… – находит губы Кэна и целует.

После этого они расходятся по комнатам, спать. С утра им открывать магазин.

Такие вот у них отношения.



Иногда по утрам Кэна можно застать в коридоре возле душевой. Он принимает душ после пробежки. Для футболиста пробежки и тренировки — это святое. И бывших футболистов, кстати, не бывает.

Он выходит из душевой босиком, в одних джинсах, с полотенцем на плече. Волосы взъерошены, капли воды по плечам стекают. Ёдзи сталкивается с ним в дверях, зевающий, помятый, заспанный. Сова, а не жаворонок. Утыкается Кэну в плечо и жалобно бормочет:

— Какого хрена уже утро?.. Спа-а-ать!..

Если Ая и замечает их, то не говорит ничего, а просто проходит мимо. Кэн тогда отшучивается и идёт следом за Фудзимией на кухню.

Если Аи поблизости нет, то Ёдзи достаются быстрые объятия, насмешливое «просыпайся давай», щекотный поцелуй куда-то в ухо. И тогда вообще день начинается хорошо. И кофе… Его обязательно ждёт кофе на столе. Вот ради чего стоит просыпаться к открытию магазина!

— Спасибо, — шепчет Кудо, отпивая глоток крепкого, горячего, только что сваренного…

— Не за что, — отвечает Кэн. — Только это не я. Это Ая тебе кофе делал.



Они садятся смотреть телевизор. Втроём, потому что Оми всю предыдущую ночь подбирал какие-то пароли к файлам, что прислали ему Критикер… Оми ложится спать рано.

Футбол! Конечно же, футбол. Спорт — это здорово, он поднимает командный дух, он заставляет…

Как замечательно, что чибика нет! По каналу для взрослых как раз скоро начнётся кое-какое видео, которое поднимет дух, и не только командный…

После в подвале повисает длинная пауза, и потом Кэн бормочет, что Кудо — придурок, и бабник, и что они с Аей вовсе не такие, а Ая и вовсе молчит. Подходит к телевизору, включает новостной канал, и Вайсс смотрят новости, а потом быстро расходятся по своим комнатам.

Спустя полчаса Кэн прокрадывается в комнату к Ёдзи. У Кудо компьютер с выходом в сеть, и может быть удастся посмотреть что-нибудь… Пусть не футбол. Хотя до компьютера они редко добираются. Клавиатура и журналы пылятся на столе уже которую неделю. Ёдзи к ним даже не притрагивается.

Ая лежит в своей кровати и думает о порно. Вообще подобные мысли возвращают его в то время, когда он был простым подростком, когда семья была в порядке, когда не существовало миссий и мести. Неужели это было с ним? В этой жизни?

Футбол и порно. Ну надо же.

Ая закрывает глаза. Однажды выбрав путь, назад уже не сворачивай.

Обычно он смотрит новости, потому что там могут показать Такатори.

«Такатори, шинэ», — шёпотом, одними губами, мысленно про себя. И нет лучшей пищи для мести. Нет лучшего повода жить.

Но прямо сейчас он завидует Кудо и Хидаке.



— Как ты себе это представляешь? Я иду к нему и предлагаю «Ая, давай с нами»? Пфф. Кстати, ты не думай, я тебе не какая-нибудь влюблённая девочка, — говорит Кэн, натягивая перчатки с бангаками. Проверяет, как держатся и выскакивают лезвия. Металл лязгает.

— Нет, — Ёдзи мотает головой. — Не думаю.

Получается вопросительно. Если не девочка, так почему всё же не подойдёшь к нему? Что останавливает?

Не то чтобы Ёдзи сильно горел желанием, его вообще сейчас мало что интересует. И не удивляет. Жизнь превратилась в череду миссий и короткого отдыха между убийствами. Иногда он даже не помнит, какое сегодня число и день недели. Вот только Кэн… Он — всегда неожиданно, он живой, и он рядом, на него можно положиться… И с ним можно всё. Даже просто разговаривать.

— Я ведь чувствую такие вещи, Ёдзи. — Кэн старается говорить так, будто ему всё равно, но притворщик из Кэна никудышный. — И я… Пробовал, да. Он не реагирует. Ему вообще это неинтересно. И никакие отношения не нужны. Помнишь ведь, как он отшил ту надоедливую… Бегала за ним.

Сакуру? Да, Ёдзи помнит. Кивает. Действительно, Ая сложный человек.

— Слушай, забей, — говорит он, чтобы разрядить обстановку. Они же перед миссией, сейчас вот-вот поедут. Лишние мысли сейчас ни к чему. — Давай лучше замочим парочку тёмных тварей.

— Да! — на лице Хидаки появляется странное выражение. Которого не бывает у обычных парней-футболистов. Нужно что-то сделать, и Ёдзи делает.

— Эй. Иди-ка сюда…

Кэн без слов понимает, что Ёдзи задумал, по глазам, что ли, видит?.. Ах, да, он «чувствует такие вещи».

— На удачу, — говорит Ёдзи, и они целуются.

Простое прикосновение губ: нежные, но жёсткие, и ещё улыбка. А потом язык, влажный, горячий, и…

…такими их Ая и видит. Кэн стоит, задрав голову, Кудо держит руку у него на затылке, волосы Ёдзи ещё не убраны в хвост и загораживают обзор…

— Если не поедем через пять минут, — говорит Ая, — упустим цель.

Проходит мимо них, невозмутимо, равнодушно. Открывает дверь фургона и садится за руль. Заводит машину.

Они выезжают через три минуты. У Кэна на щеках румянец. Ёдзи чему-то улыбается.



Ёдзи иногда не знает точно, правду ли ему говорит Хидака. Такой он отзывчивый, такой потрясающий и… И вообще. От Кэна у него иногда крышу сносит. Так что Кудо иногда забывает, что он не гей.

Ёдзи даже сомневается, а думает ли Кэн об Ае или просто наврал ему? Ну, чтоб завлечь.

Ложные надежды? Сомнения? Ой, да ладно. Ёдзи вообще-то ни на что не надеется, это надо помнить. Он просто помогает другу. Ну, типа спасает. Вот только его или себя? Снова эти лишние мысли.

А вообще получается, что Ая — конкурент, да ещё слабо сказано, какой конкурент! Ёдзи всё ещё не может простить ему той неудачи с Сакурой. Вот чем привлёк девчонку? И Сакура, и Кэн… Что они все в нём находят?

Поэтому приходится на всякий случай держать Фудзимию в поле зрения. «Держи врагов своих ближе, чем друзей» — как-то так, да?

— Ну, Ая… — очередная попытка подружиться. Стотысячпятисотая, наверное. Но Ёдзи на самом деле не ведёт счёт поражениям. Зачем? Только победы важны. — Скажи, кто тебе нравится?

День, и в магазине нет покупателей, и они вдвоём, составляют композиции на заказ. Точнее, Ая-то составляет точно, а Ёдзи так… Просто букеты связывает.

— Девушки старше восемнадцати?

Ая и ухом не ведёт, не даёт знать, что вообще слышит Ёдзи. Так можно не обращать внимания на жужжащую муху. Это вообще-то раздражает. И Ёдзи злится.

— Женщины постарше? Мамочки? А, может, наоборот школьницы? Такие, знаешь, в коротких юбочках, с белыми гольфиками, по праздникам они надевают тонкие юкаты из хлопка…

— Нет, — с отвращением говорит Фудзимия.

Ага, есть контакт! Они уже почти общаются.

— Ты извращенец, — обвиняет его Ая.

— Парни? Ая, может, тебе парни нравятся?

Фудзимия обрезает ленту на букете, — ножницы громко щёлкают, — и берётся за лист упаковочной плёнки. Подарочная обёртка шелестит. Из неё нужно сделать красивое обрамление для букета. Пальцы Аи тянутся за небольшим степлером, но Ёдзи хватает его первым. Дурачится. Не видит, как Фудзимия поджимает губы.

— Старше тебя? Младше? Может быть, мужчины в возрасте? Опытные, с проседью в волосах, за сорок…

— Ёдзи, ты мешаешь. Дай работать.

Но Ёдзи сидит на столе и покачивает ногой. Какое там «работать», он злобного абиссинского кота за усы дёргает!

— Вот, к примеру, Кэн, — говорит он так, будто бы это ему только пришло в голову. Совершено случайно. — Скажи, ты мог бы с Кэном…

Ая хлопает ладонями по столешнице. Рычит:

— Кудо, хватит!!

— Не, ну я знать хочу, — отвечает ему Ёдзи. Чувствует, что до срыва недалеко. Довёл, дожал. Теперь…

Короткий рывок, и Ая сдёргивает его со стола на пол, держит стальными пальцами за руки, будто клещами вцепился. Недовязанный букет валится под стол, шелестя целлофаном.

Да, к этому Ёдзи готов не был. Они стоят вплотную, и лицо Фудзимии близко-близко… Проходит секунда. Другая. Как долго.

— И? Что дальше? — спрашивает Кудо уже более серьёзно. Когда вот так смотрят, шутки уже кончились.

Ая тяжело дышит, и стоять с ним рядом спокойно просто невозможно. Его возбуждение утягивает за собой, будто водоворот.

— …

— Это тебе не катаной махать, — заявляет Ёдзи, как только понимает, что Фудзимия замер из-за неуверенности.

Глаза Аи тут же вспыхивают жгучей ненавистью, или это страсть у него такая, поди разбери. Ёдзи не успевает разобраться, его наконец-то целуют, неумело, но яростно и жадно. Такой неожиданный напор, он даже вдохнуть не успевает, не то чтобы ответить, как следует.

Ая останавливается сам, отрывается от его губ с глухим стоном. И сейчас некогда думать, что это всё значит. Губы горят, будто опалённые. Ёдзи хватает Фудзимию за руку и шепчет:

— Чёрт. Ая… Пойдём. Пойдём к нам…

И тот идёт за ним, будто привязанный.

Кэн должен быть у себя. И если его не окажется в комнате, то это будет самый неудачный день в жизни Хидаки.



— Вы это специально? Блин.

Снова ночь. Такое вот Кудо ночное животное, всё самое важное с ним происходит по ночам. По ночам трахается, по ночам убивает, по ночам думает… Хотя сейчас мысли вышибло.

Он в своей комнате, — какое совпадение — и пьян. Сегодня полная неудача с девочками: все они как-то мимо, и ни одна не зацепила, но вот выпивка не подкачала, хорошо пошла.

А на кровати у него в комнате — Кэн с Аей.

— Что? Другого места не нашлось?

— У тебя… Больше… — выговаривает Кэн в ритм толчков.

Ая — подтверждает стоном.

Больше, да.

— Ладно… — Ёдзи видит, что им и так хорошо, а у него сегодня был не лучший вечер. — Не буду мешать, — бормочет он и поворачивается, чтобы уйти.

— Стой, — зовёт его Ая.

Ёдзи оборачивается. Да ну? Подходит ближе к кровати.

Ая берёт его за руку, тянет к себе. Кэн ненадолго замирает, останавливается, он до сих пор внутри, и видно, что глубоко. Ая широко раздвинут, растянут им, и смазка на коже влажно поблескивает. Ёдзи дышит запахом чужого секса, и ему внезапно тоже хочется… А ничего, что он тут третий?

Ая стонет и другой рукой сжимает свой член у основания, — а головка багровая, уже давно налившаяся кровью. Фудзимию потряхивает, он прикрывает глаза, будто в изнеможении.

— Хочу тебя, — шепчет он. — Хочу…

Кэн толкается ещё глубже, и Ая вскидывает голову. Пряди алых волос, потемневшие от пота, липнут к шее.

Ёдзи почему-то заводит это так, как уже не заводила ни одна из… Но вообще-то, он не гей.

Ая кладёт его руку поверх своей, к себе на член. Ёдзи сглатывает, вдыхает ртом.

Ладно. Он, должно быть, би, — с облегчением, будто нашёл лазейку, думает Ёдзи. Выкрутился. Не поймали.

Он встаёт на колени, чтобы поближе. И когда Кэн берёт его за волосы, сам послушно нагибает голову.

Ая вскидывается и стонет. Как их ещё мелкий не услышал, непонятно. Оглох, наверное. Да как их с улицы-то не слышно?

Смазка на члене Аи с привкусом семени. Ёдзи слизывает её, посасывает головку, послушно подаётся вперёд, когда рука Кэна становится тяжелей и пригибает ниже. Он берёт глубже. Слюны становится так много, что приходится сглотнуть. Ая вскрикивает, и головка упирается в нёбо. Пульс в его венах Ёдзи чувствует языком. Снова глотает. Ему нравится. Не отпускал бы. Чёрт.

Кэн начинает двигаться с такой силой, что спинка кровати ударяется в стену. Аю проволакивает вперёд, Ёдзи ставит колено на край кровати и тянется за ним.

Ему кажется, что он сейчас кончит, даже не прикасаясь к себе. Брюки тесные. Яйца ноют. Он еле успевает расстегнуть ширинку. Рука Кэна всё так же крепко держит его за волосы. — Да. Да! Да-а! — бессвязно стонет Ая. Он кончает, Ёдзи от неожиданности выпускает его изо рта; сперма стекает по щеке. Ая всхлипывает и выгибается дугой, а Кэн рычит, они взмокшие, тяжело дышат…

Ёдзи пытается себе подрочить, чтоб… ну, как обычно… но руку отталкивают. Кэн тянет его к себе, заставляя приподнять голову. Слизывает следы Аиной спермы, медленно и тщательно. Щека, скула, висок, снова щека. Он поглаживает член Ёдзи, сжимает, и Ёдзи с облегчением кончает ему в ладонь.

Прикрывает глаза. В самом конце Кэн целует его дрожащие губы. Притихший Ая внимательно за ними наблюдает.



В дневное время Ая ведёт себя, как будто ничего не случилось. Будто они всего лишь коллеги по работе.

Для Ёдзи это дико. Он не может побороть в себе желание обнимать, прикасаться, чувствовать. Постоянно приходится себя одёргивать, он ходит напряжённый и нервный. Курить бегает. Ему кажется, что Ая намеренно демонстрирует своё равнодушие подчёркнутой холодностью…

Но по ночам Ая совсем другой. Отвязный, раскрепощённый, и то, что они делают втроём… Ну… Бывает так, что просто чувствуешь, что это такое. Вот Ёдзи кажется, что это как раз оно. Не просто секс, а гораздо серьёзнее. И только Ая умудряется всё портить.

Он может встать и уйти к себе в комнату, он может несколько дней не приходить к ним, пока они сами с Кэном не придут за ним. И тогда — книгу и катану в сторону, свитер — прочь, взгляд Фудзимии становится недоверчивым и открытым… Кстати, Ая носит очки для чтения. Кэн, когда увидел, заявил, что это мило выглядит. Мило, блин! Иногда Хидака как ляпнет, так ляпнет.



Ёдзи выставляет в напольную вазу с водой свежие гладиолусы. Высокие стебли, яркие крупные лепестки в толстых прожилках. Народу в магазине — ни души, школьницы ещё на уроках, студентки — на занятиях.

Сзади подходит Кэн и кладёт руку на его задницу. Ёдзи замирает. Нет, рано или поздно, это должно было случиться. Обязательно. Он даже думал об этом, пару раз.

Но одно дело думать и совсем другое… Ёдзи цепким взглядом поверх очков быстро осматривает улицу через витрину. Стоит лишь какой-нибудь постоянной покупательнице их заметить, как конец его репутации плейбоя.

— Ая, иди сюда, — зовёт Кэн, и Ёдзи слышит звук ещё одних шагов.

Поднимается на ноги и разворачивается. Ая подходит ближе. Рука Кэна пробирается за пояс брюк. Кожа к коже, тесно. А когда у Кудо встаёт под фартуком, становится ещё теснее.

— Эй, я вообще-то ещё никогда не… — Ёдзи посмеивается. И совсем не нервно.

— Да знаем мы, что ты ещё «не», — отвечает Кэн и подмигивает.

Во взгляде Аи что-то меняется. Он будто оживает что ли. Не понять.

Стремительная смена декораций. Кудо стоит в кладовке, прогнувшись, опирается на одну из нижних деревянных полок. Без брюк, босиком, и ногам вообще-то холодно на скрипучем деревянном полу. Почему бы не сделать всё в кровати? Да вот только Ая до неё не дошёл — в спешке будто боялся, что Ёдзи передумает, затащил его в ближайшую открытую дверь.

Ая гладит его, целует, где может дотянуться, сам постанывает, и Ёдзи ему отвечает, всё так быстро, что остановиться и передумать он просто не успевает. Скорее, сейчас. Можно уже. Ну, где ты там. Хочу. Он дуреет, когда понимает, что сам это говорит, что действительно хочет, сам встаёт, выгибается, подставляется. Ждать, пока Кэн притащит откуда-то смазку. Ужасно долго, целую минуту.

Наконец, Ая внутри, руками сжимает его бёдра, придерживает. Двигается сперва очень медленно. Похоже, ему нравится: Ая такой горячий, везде. Ёдзи может только судорожно цепляться за полки стеллажа, слизывать пот, выступивший над верхней губой, да коситься через растрёпанные волосы на Кэна. И он не замечает момента, когда начинает подмахивать.

Кэн стоит в дверях и одним глазом следит за торговым залом. Магазин они закрыли, но у чибика есть ключ… Хотя Оми не будет ещё часа четыре. Подглядывать, как Кэн наблюдает за ним – вполне себе зрелище, до определённого момента. Ёдзи косится на его член, который явно выпирает через брюки, и понимает, что Кэна хочется тоже. Почему бы и нет?

Когда Ая начинает дрочить ему рукой, Ёдзи отталкивает и шепчет «подожди»…

— Ну, давай, не сжимайся так, — просит Кэн минут десять спустя. Не сжиматься не получается: ведь его движения сильнее и резче, хотя это, наверное, потому, что он ждал дольше. Кэн заставляет Кудо выпрямиться, а Ая помогает им удерживать равновесие, обнимает Ёдзи, дразнит его соски и член, гладит живот. В конце у Ёдзи подкашиваются ноги, сводит судорогой. Он кончает с Кэном внутри, сжимается на нём, повисает у Аи на руках.

Кэн лбом упирается в его спину, как раз между лопатками, там, где обычно самое щекотное место, руки кладёт Ёдзи на плечи и словно натягивает его на себя, двигается навстречу и на выдохе — произносит его имя. С каждым толчком. Всё быстрее и быстрее. Потом по ноге Ёдзи течёт влажное.

Всё это время Ая буквально держит их на себе. Смотрит…

«Секс с мужчинами — странный», — думает Ёдзи. Когда снова обретает способность думать.

Зато Ая теперь остаётся на ночь. Поворачивается к ним спиной, долго смотрит в стенку, но больше не уходит. Ёдзи обнимает его или Кэна, — в зависимости от того, кто оказывается ближе. И засыпает.

Нет, вообще-то Кудо всегда был по девочкам. Он прямо так парням и сказал. На всякий случай, если всплывут непонятки.

Но Ая и Кэн молчат. Вот и ладно. Свободные отношения — это хорошо, потому что обязательств Кудо не приемлет. Какие тут могут быть обязательства, если… Ну, сегодня жив, а завтра — труп? Как он с такой жизнью может что-то кому-то обещать?

Да и потом… Он говорил с Кэном. У Фудзимии точно что-то было с этим Ботаном. Иначе, с чего бы тот так убивался?

Злость.

Ёдзи кажется, что уж о нём-то Ая так убиваться не будет никогда. Хоть сто раз задницу ему подставь, хоть отсоси, чёрт. Ревность это. И плохие мысли.

Поэтому… Поэтому, когда появляется миссия в другой стране, Ёдзи хватается за неё, как за последнюю соломинку. Порознь им надо побыть. Хоть немного.

Но Кэн едет с ним. Может, это и хорошо, но своего Ёдзи упускать не собирается.



— Ая? Привет! Как ты? Как магазин?

— Всё нормально. Кэн, ты курсе, сколько стоит минута…

— Да-да!.. Международные разговоры дорогие. Прости, заскучал.

— …

— Ну так что?

— У вас… Всё в порядке?

— …да. Погоди, в дверь стучат. Эй, кто там?.. Чёрт, Ёдзи! Ты вообще видел, который час?

— Ёдзи? Как он?

— С кем ты говоришь?

— Это Ая.

— О, Ая?! Дай сюда трубку!

— Эй! Я же разговариваю!

— А-а-ая!! Привет!

— Привет, Ёдзи.

— Между прочим, он спит с Мишель!

— Не слушай его, Ая. Всё исключительно в интересах Критикер и ради миссии!

— Мишель?

— Э-эм… Спасибо, Кэн, блин. Ты, придурок, знаешь? Да, Мишель. Предположительно, она заведует отделением Эсцет…

— Я знаю. Видел на неё досье… Рад, что у вас там всё хорошо.



Да что они вообще понимают.

Убийцы. Как они могут судить о чужой чистоте, когда сами по локоть измарались в крови? Отношения. У них — были отношения. Может быть даже чувства. Ну и что?

Ёдзи теперь знает, что у любого должен быть шанс. Шанс начать всё с начала. Так ему Аска сказала.

И если нет больше сил мстить злу, если нет возможности покарать всех виновных, то какой может быть выход?..



Потом… Цудзи, роковое увлечение Ёдзи Кудо. Он заставляет себя поверить в то, что всё с нею — серьёзно. Всё равно у Кэна больше и больше срывает крышу от крови. А Ая… Это Ая. Он всегда был себе на уме и наособицу. Странно: Ая пытается с ним поговорить, что-то обсудить, даже переубедить, но — поздно.

После взрыва во дворце Мейфу Ёдзи Кудо теряет память.



В принципе, на этом историю Ёдзи можно было бы закончить…



***

Ито Рё старается быть примерным семьянином и думает, что любит свою жену Аску.

Новая жизнь, новое имя. Ничего, что он носит фамилию жены? Парень с женским именем… Если Рё начинает об этом задумываться, у него болит голова. Он уже понимает, что это значит: его старая память просится наружу. Вспоминать или нет? Увы, он и рад бы, потому что примириться с неизвестностью — трудно, невозможно. Нельзя запретить себе любопытство, это чуждо человеческой природе. Можно лишь притвориться, будто всё хорошо, будто он всем доволен.

Рё порой кажется, что он — детектив, и должен раскрыть какое-то грандиозное дело без единой улики. Должно быть, там, в его собственном прошлом, сокрыта какая-то Тайна. Почему бы, кстати, и нет? А может быть даже, в эту Тайну замешаны влиятельные люди. Подобные размышления настораживают и… Одновременно как-то успокаивают. Потому что тогда Ито Рё верит, что не одинок. В каком-то смысле. Что где-то рядом находятся те, кто знал его прежнего. А сейчас Рё очень боится остаться в полном одиночестве. Боится, что позабудет всё снова. Это обычное поведение людей с амнезией.

Он цепляется за жену, как за последнюю соломинку, ведь больше никого рядом с ним нет. Подобная беспомощность накладывает сильный отпечаток на его психику.

Врачи говорят, что память не вернётся. Рё выписывается из больницы. Регулярные посещения терапевта и психиатра каждые полгода — не более чем формальность. Он устраивается на работу менеджером по продажам. Особенно хорошо у него получается убеждать женщин.



Они с женой пока не хотят заводить ребёнка. Сначала бы выплатить кредит за машину и переехать в более престижный район. Однокомнатная съёмная квартирка Аски мало подходит на роль любовного гнёздышка для молодожёнов.

— А если окажется, что я уже женат? — как-то раз в шутку спрашивает Рё. Осенило, да.

Аска умница, её не тревожат подобные мысли. Пожимает плечами и смеётся в ответ:

— Хочешь, чтобы я делила тебя с другой женщиной?

— Ну-ну. Моя вторая женщина — это работа! Вот получу повышение… Кстати, когда ты возьмёшь отпуск? Давай куда-нибудь съездим! Хватит уже тебе зашивать бандюганов в своей больнице.

— Самый страшный бандюган — это ты, дорогой!..

— О, я, наверное, бывший якудза! У меня даже татуировка есть! И…

Катана лежит в шкафу. Рё иногда достаёт её. Вынимает из ножен. Всматривается в тусклую сталь.

Чьё это оружие? Неужели его собственное? Он не помнит.



Он долгое время не курит. Не испытывает потребности. Пока однажды по наитию не заходит в табачную лавку. Покупает пачку сигарет. Приходит домой и долго-долго смотрит на неё, словно никак не может решиться. Потом всё же прикуривает от огонька зажигалки, оставляет сигарету в пепельнице и аккуратно вдыхает дым. Кружится голова. Запах табака не вызывает отвращения. Он определённо курил раньше.

Когда Аска приходит домой, то ничего не говорит. Только вздыхает и открывает окна в квартире, чтобы проветрить.



Аска на круглосуточном дежурстве. К ним в дом приходит странный парень. Говорит, что его зовут Хидака Кэн. Называет имя «Ая». И просит отдать меч.

Голова у Рё болит неимоверно. Что-то… Кажется, он вот-вот должен вспомнить!.. Но — нет, пусто.

Стараясь не подавать виду, он осторожно отвечает:

— Передайте моему… другу Ае… — да что ж это за друг-то такой? Ни разу не показался, не навестил! Теория о какой-то Тайне всё больше крепнет в его голове. Вместе с болью. — Передайте, что у меня всё хорошо, — Рё улыбается.

Хотя хочется схватить за грудки этого Кэна Хидаку и вытрясти из него истину.

Хотя… Откуда такое странное желание? Он же и мухи не обидит. Скромный менеджер по продажам. Женат на медсестре. Улыбается.

Еле заметная настороженность во взгляде Хидаки Кэна рассеивается. Он кивает и улыбается в ответ, забирает меч и уезжает.

Какой-то странный был этот Хидака. Словно боялся, что Рё его узнает. И одновременно хотел этого.

А Рё всю неделю после этого живёт с ощущением, что у него похитили что-то ценное. А, может, так оно и было. Может, не стоило отдавать оружие.

Вскоре начинаются телефонные звонки. Рё берёт трубку, а на том конце провода молчат. Но у них с Аской уже собраны вещи, и они переезжают в другой район Токио. Тогда звонки прекращаются.



Довольно длительное время течёт ровная, спокойная жизнь…

Наконец, они с женой едут за границу. Туристическое путешествие по Великобритании. Не Бали, конечно, как хотелось бы, но тоже неплохо. Врачи считают, что ему можно сменить обстановку.



Букет. Всё происходит из-за него. Не поймай Аска букет невесты на чужой свадьбе, ничего бы не случилось.

Какое-то странное чувство. Рё неспокойно. Он до вечера притворяется, будто всё идёт, как обычно, и только потом, когда они после насыщенной экскурсионной программы возвращаются в номер, когда Аска идёт в душ, Рё позволяет себе то, что уже давно хотелось. Рассматривает букет.

Микрофон он обнаруживает далеко не сразу: тот надёжно запрятан среди цветов.

Рё рассматривает ленты, которыми перевязаны стебли. Кажется, пальцы его когда-то вязали подобные узлы.

Дальше он внимательно изучает фотографии сегодняшней экскурсии. Ищет зацепку. Хоть что-то, что сможет направить его дальше по следу… Рё не знает, что именно он ищет, нервничает, но что-то говорит ему, что он близко.

На одном из фото — часть парковки возле церкви. Аска с восторгом фотографировала карету с лошадьми. На заднем плане — современные автомобили. Рё замечает фургон цветочного магазина. Рекламу с адресом и телефоном. Боже мой, не может же быть всё так просто!

Но он еще целую неделю не может заставить себя съездить по нужному адресу и провести расследование. Он собирается просто посмотреть, ничего такого. Но все равно ему делается тревожно. Так что есть, отчего притормозить.

Наконец, когда у них выпадает свободный день, и Аска со знакомыми собирается по магазинам, Рё решается…



Он узнаёт Кэна, ещё стоя на улице. Не того незнакомца, Хидаку Кэна, который приходил к нему забрать катану, а Кэна, футболиста и…

Сколько раз он торопился в магазин, опаздывал и видел Кэна издалека именно вот так, сквозь витрину с цветами?

Воспоминания с силой ломятся в мозг, обгоняя друг друга. Тут и миссии, и Кэн, и первая Аска, и Ая. Они — втроём, просыпаются, убивают, завтракают, шутливо спорят из-за телевизора, пьют сакэ в забегаловке на углу…

Рё медленно опускается на колени, держась за фонарный столб. Бедная его голова, давно она так не болела. Дверь магазинчика распахивается, надтреснуто звенит колокольчик. К Рё подбегает какая-то девушка.

— Извините, вам плохо? Вам помочь?

Его ведут внутрь.

Рё растерянно думает, что он скажет Аске. Но не успевает ничего придумать, потому что видит Кэна, и тот не успевает скрыть, что узнал его. Они молчат оба, но из рук Кэна падает пластиковая лейка, гремит по полу. Остатки воды выплёскиваются. Какой бардак; снова Кэн разлил воду!

Девушка, усадив его на какую-то табуретку, убегает. Быть может, чтобы вызвать скорую для незнакомца, которому стало плохо на улице…

Рё провожает её взглядом и цепенеет, когда узнаёт того, кто выходит в магазин, услышав беготню и шум.



— Ая?..

Он не может сдержать порыва, вскакивает на ноги и обнимает их обоих, Аю и Кэна. И, кажется, на них кто-то смотрит из-за спины Фудзимии, какой-то подросток, но Ёдзи откровенно наплевать на всех.

Он наконец-то вспомнил. И наконец-то стал спокоен. После этих лет незнания и пустоты…

— Вы знаете, как я скучал!

— Какого хрена ты вернулся, — с досадой бормочет Кэн, а сам уже обнимает его в ответ. — У тебя же был шанс…

— Я скучал, — всё так же твердит Кудо.

Ая молчит. Уткнулся ему в плечо, шумно выдохнул и теперь молчит. Но Ёдзи и одного его вздоха достаточно, чтобы понять.

Скучал.

@темы: слэш, фанфик, Ёдзи, Secret Santa-2012, Ая, NC-17, Кен

@темы: Организационное, Secret Santa-2012

@темы: Организационное, Secret Santa-2012

читать дальшеДорогие друзья!
Вот у нас выложен последний подарок, и уже совсем скоро, после полуночи, мы все снимем маски.
Приходите к нам еще, потому что мы надеемся, что это не последнее такое мероприятие.
Всегда ваши, рождественские эльфы


Итак, настало время снять еще неснятые покровы, а всем нашим Гюльчатаям Сантам - открыть личики!
Но сначала - пара слов от эльфов. Мы коротенько, мониторов на сорок.

Дорогие друзья! Прекрасные Санты и замечательные зрители!
Мы ответственно заявляем, что наш праздник состоялся именно благодаря вам. Мы-то что, мы так, подай-принеси напиши-отпинай. Нет, мы, разумеется, не умаляем своих заслуг, но вы, дорогие зрители и участники - вы сделали наше всё возможным!

Конечно, были, были накладки, куда без них. Но все вместе мы справились с ними. Отдельное спасибо героическим личностям, принявшим в этом особенно активное участие:
прекрасной  Nyctalus, написавшей фанфик на замену
и не менее прекрасной Aerdin, отличившейся тем же самым, причем еще и по неблизкому таймлайну

Спасибо всем, это было очешуительно хорошо, и это... мы хотим повторения банкета в будущем году.

Две недели на манеже с вами были рождественские эльфы Becky Thatcher и Илана Тосс

И воооот /барабанная дробь/ наши замечательные участники!!!

@темы: Организационное, Secret Santa-2011