"Время молчать и говорить", фанфик для Диландау

[wkcarnaval]

Для:  Диландау
Автор:

Название: Время молчать и говорить
Пейринг: Фудзимия Ран/Хидака Кен
Категория: преслэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (10,3 тыс. знаков с пробелами)
Саммари: Они могли познакомиться почти двадцать лет назад
Предупреждение: АУ


Ае семь, и он уже три года ходит в додзе. Ему нравится кендо. Он пока не знает, что когда родители отдавали его четырехлетнего туда, сенсей предупредил: «Я могу бить его, унижать и доводить до слез. Вы согласны на это?» Родители согласились, потому что сенсей был лучшим. Сенсей действительно бьет их иногда, и часто доводит до слез. Ая гордится тем, что еще ни разу не заплакал в додзе, а синяки от ударов тяжелым синаем воспринимает как неизбежное зло.

Все начинается в апреле, с футбольного мяча, влетевшего в додзе. Он попадает прямо в лысину сенсея, когда все сидят в медитации. Ученики замирают в ужасе. Хотя сенсей и воспитывает в них самурайские хладнокровие и выдержку, даже новичкам известны его приступы гнева. Никто не решается встать из сейза, хотя любопытство требует подбежать к окну и посмотреть, как поступят с нарушителем. Сенсей решает устроить публичное наказание и встаскивает в додзе мальчишку лет шести. Тот выглядел насмерть перепуганным, но держится. Сенсей лупит его синаем, не в полную силу, конечно, но Ая знает, как это больно. Он говорит «Ты, безрукий недоумок!» и «Ты, тупой бездарь!» Мальчишка не плачет и не просит пощады. «Ты и твоя убогая игра для полных ничтожеств!» «Футбол — лучшая в мире игра!» — вдруг взрывается мальчишка. — «Можете бить, сколько хотите, но это так!» Сенсей замирает от неожиданности и, что-то пробормотав, отпускает его.

Ае семь с половиной и он запоминает этот поступок. Отстаивать свои убеждения перед разъяренным сенсеем мог только настоящий самурай.

Ае девять и он часто видит его по дороге на тренировку. Мальчишка, видимо, живет неподалеку от додзе. Он все время носился со своим футбольным мячом. Играет то с парой-тройкой друзей, то с целой командой, а иногда просто сам. По обрывкам разговоров Ая узнает, что его зовут Кен. Иногда Ая хочет подойти и познакомиться. Расспросить о футболе, рассказать о тренировках в додзе, а может, у них найдутся какие-то общие интересы. Но каждый раз он проходит мимо, не решаясь заговорить.

Ае десять. Конец июня и сезон дождей. В такие дни младших заставляют оставаться в додзе и чистить быстро плесневеющие от сырости доспехи. Ая возвращается поздно, зато у него есть огромный зонт, а у Кена, грустно прячущегося под деревом рядом с додзе — нет. Ая не знает, что он делает здесь так поздно и один, но молча походит к нему, предлагая половинку зонта.

Ае тринадцать и он видит, как Кен сидит на траве с девчонкой. Он держит ее за руку, ладонью к себе, срывает мелкие желтые цветочки и осторожно вкладывает между ее пальцами так, что получается крохотная цветочная гирлянда на ладони. Ая замирает, глядя на эту сцену. У девчонки в волосах ярко-желтые бантики и такой же желтый пояс. Ему на мгновение становится грустно.

Ая уже пятнадцать, и он снова поздно возвращается из додзе. Осенний вечер. Под фонарем стоит машина, и Кен, очень красивый в кожаной куртке, ссорится с незнакомым парнем. Они разговаривают на повышенных тонах. Кажется, Кен в чем-то его упрекает, но парень только самодовольно усмехается в ответ. Наконец, Кен разворачивается, видимо, чтобы уйти. Парень ловит его за рукав, рывком разворачивает к себе и целует. Кен замирает в кольце его рук на долю мгновения, а потом выпутывается и уходит быстрым шагом, не оборачиваясь. Парень садится в машину и уезжает. Ая идет домой. Он чувствует себя обманутым, и глубоко внутри зарождается глухая злость. На следующий день он в легкую побеждает на соревнованиях, демонстрируя мощнейший киай.

Ае шестнадцать и его родители мертвы. Ему не хочется жить. Он сидит на обочине прямо под красным кленом. Вокруг тихо и красиво. Ая закрывает глаза. Он сидит так долго, погрузившись в себя, и не замечая ничего вокруг. Когда он снова открывает их, рядом с ним лежит шоколадка. Ая не знает, но догадывается, от кого она. Ая встряхивается и запрещает себе страдать. На это просто нет времени.

Ае почти двадцать шесть и ему приходит приглашение от Берлинского университета. Ему предлагают контракт на год по программе обмена опытом. Это — шанс: встречи с известнейшими профессорами, участие в научной работе и допуск к академической библиотеке. Его старенький сенсей, прочитав письмо, качает головой и повторяет слово в слово:

— Это шанс, Ая. Пожалуйста, не упускай его.

Ая знает, что поехать — это правильное решение. Он всегда поступает правильно. Но сейчас ему не хочется.

Он оставляет машину на университетской стоянке и садится в метро. Когда звучит название станции, он понимает, что вернулся в детство. Он выходит на той самой станции, где жил когда-то с родителями. Прошло десять лет.

Ая находит свой дом — то место, где он был — и идет по такой знакомой дороге к додзе. Это очень жаркий июнь. От температуры плавится асфальт, и воздух вокруг ломается гранями и плывет, словно в галлюцинации. Через дорогу, на самом солнцепеке, какой-то парень крушит автомат с напитками. Это Кен. Ая узнает его полупрофиль, его фигуру, волосы и движения. Ая уверен в этом и ни капли не удивлен. Кен тычет во все кнопки, стучит по боковой стенке и пинает ногой. Потом, поймав Аин взгляд, щурится, и вдруг смущенно улыбается с узнаванием:

—Пить страшно хочется, а поблизости их только два, и оба нерабочие.

Ая протягивает ему бутылку с еще не успевшей нагреться минералкой. Кен выпивает половину одним мощным глотком, и Ая невольно засматривается на изгиб шеи и вздрагивающее горло. Вторую половину Кен пьет уже медленно, со вкусом и смакуя каждый глоток.

— Спасибо, — он улыбается Ае. — Прости, я все выпил, зато теперь есть силы дойти до ближайшего магазина и купить тебе новую. И кстати, меня зовут Кен.

— Я знаю, — Ая пожимает протянутую ладонь. Она оказывается сильной и прохладной, видимо, из-за ледяной бутылки. Ае не хочется ее отпускать. Все-таки вокруг слишком жарко. — Меня зовут Ая.

— Я тоже знаю. — Кен улыбается еще шире. — Наверное, нам надо было познакомиться давным-давно. Лет так… почти двадцать назад. Ты меня помнишь? Ты ходил здесь на тренировки в додзе. Иногда вы занимались снаружи и я видел твой поединок. Это было красиво и опасно.

— Я помню, как ты попал мячом в нашего сенсея.

— Точно, мне казалось, что старикан меня убьет.

— Но ты все равно отстаивал свою точку зрения. Это был поступок самурая.

— Скажешь тоже… А ты? Все еще занимаешься кендо?

— Да, по-прежнему хожу в додзе. Уже другое, оно ближе к моей работе. Я преподаю историю в университете, — зачем-то поясняет Ая. Ситуация кажется абсурдной до предела: он стоит на сорокоградусной жаре и общается с почти незнакомым человеком так, словно они давние друзья. И это не кажется странным.

— Ух ты! — искренне восхищается Кен. — У меня вот никогда не складывалось с учебой. Особенно история, такая муть. Все эти императоры, сегуны, нереально запомнить, кто против кого дрался. Дедушка пытался меня научить, но ничего не вышло. Так что я до сих пор играю в футбол. Правда, сейчас уже в джей-лиге. Ты никогда не пробовал играть в футбол?

— Нет, — Ая пожимает плечами. — Как-то не было случая.

— Когда ты возвращался после тренировок, мне все время хотелось тебя позвать, но ты был таким серьезным и строгим. Если честно, я просто боялся подойти. Когда перестал бояться — ты уже переехал. Кстати, как ты здесь оказался?

— Меня пригласили преподавать в Берлине, и мне хотелось подумать. Я не был здесь с тех пор, как умерли родители. Не знаю, почему пришел именно сюда.

— И как, решился?

— Пока нет.

Повисает недолго молчание. Воздух все еще плывет перед глазами, делая очертания лица смазанными и нечеткими.

— Идем ко мне, — выпаливает Кен и краснеет — едва заметно, скорее, от жары. — Ну… в смысле. Я живу тут рядом, ну, ты знаешь. И… вот. Давай выпьем за знакомство! То есть я не пью, вообще, только воду или там зеленый чай, разве что пиво… редко.

Кен сдается и замолкает под спокойным взглядом Аи.

— Я с удовольствием выпью с тобой зеленый чай за знакомство. И я помню дорогу к тебе домой.

Асфальт кажется мягким, а воздух — тяжелым. Все это потом можно будет списать на помутнение рассудка, но Ая так никогда не поступит. Он не прячется от воспоминаний и событий. Возможно, профессия накладывает отпечаток.

У Кена дома оказывается много места, много спортивных кубков, фотографий с друзьями и подарков от поклонников и — неожиданно — очень много книг. Редкие, ценные издания. Ая подходит к шкафам, касается кончиками пальцев корешков. Лондонское издание законов Хамураппи с комментариями ХIХ века, Дипломатия древнего Востока, книги по Французской революции…

— Это дедушкины, — поясняет Кен. — Я хотел сдать их в какую-то библиотеку, там бы они приносили пользу людям. Но дед взял с меня обещание, что они останутся дома. Так что я просто вытираю с них пыль.

— Это настоящее сокровище, — говорит Ая. — Я бы хотел поработать с ними, если ты не против.

— Конечно, — Кен приносит зеленый чай, яблоки и спортивные батончики. — Прости, у меня дома еды не особо много.

Они долго сидят и медленно тянут чай. Кондиционер лениво жужжит, охлаждая воздух. Кен то и дело порывается что-то сказать, но тут же закрывает рот. Ая хочет ему помочь, но сам не знает, как. Наконец, Кен решается:

— Когда мне было тринадцать, ты казался мне самым красивым парнем в мире. Наверное, я был влюблен. Знаешь, я так долго себя ненавидел, что так и не решился познакомиться… Хотел тебя найти, но потом решил, что буду выглядеть полным придурком.

Ая молчит, осознавая. Все эти годы он думал о том же.

— Я помню, как ты сидел с девочкой. Ты держал ее ладонь и вкладывал между пальцами желтые цветочки.

— Мне было десять. Это была моя лучшая подруга.

— И я помню, как мы шли вдвоем под дождем, и какого цвета на тебе была футболка. И как ты проехался коленями по асфальту, так, что содрал все чуть ли не до кости, но даже не заплакал. И то, как ты носился на своем первом мопеде.

— Это все так глупо, правда, — Кен больше не улыбается, смотрит серьезно и даже чуточку испуганно. Ая понимает его. Ему тоже страшно. Так всегда бывает, когда рушишь привычные границы. — Знаешь, я мог тогда просто подойти к тебе. Если бы решился.

— Все идет своим чередом, — говорит Ая. — История не любит сослагательного наклонения. Сейчас у нас есть время. Бесконечно много времени, целое озеро.

— Лучше океан, — говорит Кен. — Он по-настоящему безграничный.

Ая просто кивает.

Он остается ночевать у Кена, и их футоны лежат рядом. Засыпая, он мысленно говорит своему профессору: «Простите, сенсей, но я еще немного задержусь в Японии. У меня здесь появились неотложные дела».