"Bruch", фик для m-Rita

[wkcarnaval]

Для:  m-Rita
От:

Название: Bruch*
Автор:  Имею Право
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Категория: преслеш
Жанр: общий
Рейтинг: PG
Размер: мини (2 351 слово)
Предупреждение: OOC и частичное AU.
Комментарий автора: *фик назван по аналогии с серией, в которой происходили события, указанные в заявке.

спойлер

Да простит меня заказчик, но совсем обойтись без сцены в кабинете Такатори не удалось. В итоге Шульдиху все-таки досталось.


Кроуфордовское «отчитаешься перед Такатори о проделанной работе сам» Шульдиху сразу не понравилось. Одно только звучание брошенной реплики вселяло какой-то неподконтрольный страх, обещавший ему самую незавидную из всех возможных участь. Немец выразительно посмотрел на оракула, но тот лишь жестом подозвал Наги. И, тихо о чем-то переговариваясь, они оба ушли, оставив несчастного в совершенном неведенье.

— Пойдешь со мной, — коротко бросил Шульдих, исподлобья глядя на Фарфарелло. — В конце концов, оба там были, обоим и отвечать.
Он только равнодушно пожал плечами, направляясь вслед за Шульдихом. Ему было совершенно наплевать на то, что задание они провалили. Его больше занимал тот факт, что невинная душа была несправедливо загублена, ведь это причиняло Богу боль. А если так, то их старания не были напрасными.

— Воздастся нам за грехи наши, — меланхолично протянул Фарфарелло, останавливаясь за спиной Шульдиха, которому очень хотелось, чтобы он оказался неправ.

Впрочем, стоило немцу открыть дверь, как на него волной обрушился пока еще сдерживаемый гнев Рейдзи. Скользнув внутрь и отойдя на предположительно безопасное расстояние от стола, Шульдих коротко сообщил, что с заданием они справились, но только отчасти. Не успел он даже заикнуться о том, что в процессе выполнения был убит сторонний человек, как Такатори резко вскочил со своего места, схватил прислоненную к столу на время перерыва в игре клюшку для гольфа и замахнулся.

«Ну, а вот и возмездие», — мысленно пробурчал телепат, прикидывая, что ему будет, если он прямо сейчас вскипятит мозги этому старому недоумку.

«Лучше получить от Такатори клюшкой, чем от Кроуфорда пулю в лоб», — справедливо заметил Фарфарелло, расценив кривую ухмылку Шульдиха, как решение перейти в наступление.

«Хорошо тебе говорить, ты боли не чувствуешь», — успел заметить тот прежде, чем его настиг первый удар.

Точно выверенным, стремительным движением Такатори впечатал клюшку в цель с такой силой, что Шульдих, не удержавшись на ногах, отлетел к стене, проехавшись по ковровому покрытию ладонями в попытке затормозить. Ссадины щипали и кровоточили, но все это не шло ни в какие сравнения с болью, пульсирующей в разбитой скуле. Шульдих возвел страдальческий взгляд к потолку, подумав о том, что Кроуфорд, конечно, все знал, а теперь не придет на помощь, пока не посчитает, что он, Шульдих, извлек из случившегося урок.

«Кроуфорд», — позвал немец без особой надежды на ответ.

«Что?» — отозвался тот практически мгновенно, хоть и тише, чем обычно.

«Ты собираешься что—нибудь делать?»

«С чем?»

Но прежде, чем Шульдих объяснил, что и с чем нужно сделать, его настиг очередной удар, пришедшийся по затылку и не вовремя прервавший телепатическую связь. Перед глазами вспыхнули и мгновенно погасли яркие бело-желтые пятна. Удерживать себя в сознании оказалось в разы сложнее, чем можно было предположить. Спасительное забытье тяжело давило на плечи, не позволяя открыть глаза. Слабость в дрожащих конечностях прижимала к полу, не давая пошевелиться. Тошнота, противным комом застрявшая в горле, мешала дышать. Кровь, наполнившая рот мерзким металлическим привкусом, стекала по подбородку и падала вниз, пачкая покрытие. Слезы, выступившие против воли, застилали взор, смазывая изображение и превращая его в разноцветно-мутное пятно. Шульдих не столько увидел, сколько почувствовал, что Такатори уже занес над головой клюшку для решающего удара. Мышцы лица не слушались, иначе бы немец на прощание усмехнулся, но он лишь смог выдавить из себя слабый хриплый стон, неуверенно сорвавшийся с разбитых губ.

Однако именно в тот момент, когда Шульдих, отчаявшись, уже и не надеялся на спасение, Кроуфорд появился, словно из-под земли. Перехватив клюшку, и, с легкостью отыскав новых виновных в смерти дочери Рейдзи, он перевел стрелки на Вайсс. Такатори покатал на языке, будто пробуя на вкус, имя своих обидчиков, и с шумом удалился, на ходу обдумывая очередной жестокий план расправы.

Отдав Наги ключи от машины и поручив им с Фарфарелло ждать там, Кроуфорд опустился перед все еще лежащим на полу Шульдихом и, вынув из кармана пиджака платок, аккуратно стер с лица немного подсохшие струйки крови. Немец расфокусированным взглядом скользнул по силуэту оракула, цепляя неуловимо знакомые черты и постепенно приходя в себя. Спрашивать, в порядке ли он, не имело смысла. Все и так было предельно ясно.

— Идем, — Кроуфорд легко поднялся с пола, а потом помог встать и телепату, осторожно приобняв его за талию и перекинув безвольно болтающуюся руку себе через плечо. Шульдих и в таком — полуживом — состоянии явственно ощущал холодную ярость, исходящую от оракула и просачивающуюся даже сквозь его непробиваемые ментальные щиты. Если бы немец только мог, он бы сказал, как он рад, что Кроуфорд пришел вовремя, но слабые проблески сознания, вот-вот готового погаснуть, не способствовали ни приступам откровенности, ни ясности мысли.

Устроив Шульдиха на заднем сидении рядом с относительно целым и не чувствующим себя таким уж пострадавшим Фарфарелло, мужчина сел за руль. Выехав со стоянки, он направился в сторону дома, стараясь вести плавно, чтобы не сильно тревожить отключившегося Шульдиха, но и не слишком медлить, чтобы не усугубить ситуацию еще больше. Наги молчал, Фарфарелло тоже. Сам Кроуфорд, приглушив бесполезное сейчас раздражение, полностью сосредоточился на дороге, несколько успокоив себя тем, что проклятому Такатори и так осталось жить недолго, а значит, несбыточные планы о мести не стоили его, Кроуфорда, внимания. Будущее давно было предопределено, но случившееся промедление существенно подорвало четко выверенную схему дальнейшего развития событий.

Оракул, неслышно вздохнув, припарковался у дома, отдал Наги распоряжение позаботиться о Фарфарелло, и, дождавшись, пока они скроются за дверью, попытался разбудить Шульдиха. Тот открыл глаза только со второй попытки, после чего Кроуфорд помог ему выбраться из машины, довел до входа, а после буквально втащил сопротивляющегося телепата в холл. По совершенно непонятным оракулу причинам именно дома Шульдих все время начинал храбриться и уверять, что чувствует себя намного лучше, чем всем остальным кажется. Однако неудачная попытка сделать хоть пару самостоятельных шагов закончилась тем, что он, споткнувшись, едва не рухнул на пол, снося по пути все, обо что только можно было зацепиться. Кроуфорд еле успел подхватить Шульдиха, избавив его от встречи с паркетом, но из-за этой внезапной встряски затылок прошило такой яркой вспышкой боли, что Шульдих не сумел сдержать слабый стон.

Сдавшись на волю слабости, немец повис на Кроуфорде, с трудом находя в себе силы переставлять ноги, чтобы не выглядеть таким уж безвольным мешком картошки. Дорога до спальни показалась бесконечно долгой. Перед внутренним взором скакали какие-то радужные размытые пятна. Прорехи в щитах беспрепятственно пропускали в сознание потоки некогда сдерживаемых мыслей, что только усиливало мигрень, делая ее практически нестерпимой. Отступившая на время тошнота снова подбиралась к горлу, неторопливо стягивая внутренности в тугой узел и оставляя на языке отвратительный привкус горечи.

— Эй, не спи, — тихо проговорил Кроуфорд, опуская Шульдиха на кровать, и принялся освобождать его от лишней одежды, стягивая френч, рубашку, ботинки и брюки. — Не закрывай глаза. Слышишь?

Он осторожно тронул Шульдиха за плечо, ожидая хоть какой-то реакции, но тот лишь бездумно скользил пустым взглядом по стенам и потолку, тщетно пытаясь понять, кто он и где находится.

Несколько минут, потраченных Кроуфордом на поход за аптечкой, растянулись в представлении телепата в целую вечность. За это время он все-таки сумел вспомнить, что же с ним произошло, и, протянув руку к лицу, чтобы оценить степень повреждения, с удивлением обнаружил, что она слушалась неохотно, а каждое движение отдавалось вспышкой тупой, тянущей боли в плече. Левый глаз практически не открывался, и Шульдих чувствовал, как скула опухает все сильнее. Стертая кожа горела, расплывающиеся по щекам синяки не давали даже поморщиться, а гематома на затылке вселяла уверенность в том, что до утра можно и не дожить, осталось свернуться калачиком и крепко заснуть, чтобы никогда больше не просыпаться.

Распахнувшаяся с тихим скрипом дверь впустила в застывшую в закатном полумраке комнату Кроуфорда, несущего аптечку и водруженную на нее миску с теплой водой.

— Неслабо тебе досталось, — хмуро изрек оракул, изучая придирчивым взглядом последствия стычки с Такатори. — А знаешь, что, Шульдих? Ты сам виноват. Нечего было заниматься самодеятельностью.

Голос Кроуфорда бил едва ли не больнее стальной клюшки. От щемящей боли в груди — или, может, все же в поврежденном плече? — на глаза навернулись слезы, но немец сдержался, крепко зажмурившись и еле слышно вздохнув.

— Где Наги? — тихо спросил он вместо того, чтобы в сердцах выкрикнуть «какого черта, Кроуфорд?!»

— Он в подвале с Фарфарелло, с которым, если тебя это интересует, все более-менее в порядке, — отчитался Кроуфорд, щедро плеснув перекись на сложенный в несколько слоев бинт и принявшись обрабатывать ссадины.

Каждое прикосновение отзывалось в сознании вспышками острой боли. Промытые ранки щипало больше, чем раньше, от этого хотелось кричать или хотя бы слабо стонать, но удавалось лишь шипеть сквозь сжатые зубы и стараться не морщиться, чтобы не стало еще хуже.

— Потерпи немного, ладно? — закончив с лицом и головой, Кроуфорд принялся осматривать ноющее плечо. Отвернувшись к столу, он вынул из упаковки новый бинт и прямо так, не разворачивая, протянул Шульдиху. — Вот, сожми зубами.

Втолкнув своеобразное подобие кляпа в приоткрытый рот немца, Кроуфорд, немного помедлив и дождавшись слабого полукивка, резко вправил выбитый сустав, вырвав из глотки напарника приглушенный вскрик, а после туго перебинтовал плечо, надежно его зафиксировав. Вынув кляп, Кроуфорд тихо хмыкнул:

— Зато язык не прикусил. Было бы намного больнее, поверь.

— Воды, — голос совсем пропал, а онемевшие губы едва шевелились, но Кроуфорд и так понимал, что от него требуется.

— Сейчас, — он вышел из комнаты, прихватив с собой мусор и ненужную больше миску, и скоро вернулся, неся два стакана. — Вот.

В губы ткнулась коктейльная соломинка. Приоткрыв рот, Шульдих прихватил края трубочки и слабо втянул воздух, следом за которым заструилась прохладная жидкость, сделавшая жизнь чуть более приемлемой. Только через несколько жадных глотков немец понял, что питье чрезвычайно горькое. Последняя порция неприятно царапнула язык, заставив выпустить соломинку и закашляться.

— Запей, — и уже другая трубочка коснулась губ. Сделав неуверенный вдох, Шульдих едва ли не с детским восторгом ощутил вкус самой обыкновенной воды. Вдоволь напившись, он позволил себе слабый стон удовольствия, который Кроуфорд расценил по-своему.

— Где болит? — Шульдиху на мгновение показалось, что в голосе оракула прозвучало неприкрытое беспокойство, но он отогнал эту мысль, отрицательно покачав головой и давая понять, что все в порядке.

Забрав стакан и поставив его на стол рядом с аптечкой, Кроуфорд с сомнением посмотрел на заранее приготовленный шприц и лежащую рядом с ним ампулу. Зная об особенности напарника — полной непереносимости внутривенных уколов еще со времен Розенкройц, — мужчина решил начать издалека.

— Шульдих, — позвал он негромко, привлекая внимание телепата. Тот с трудом повернул голову, мазнув расфокусированным от начавшего действовать снотворного взглядом по лицу Кроуфорда, и кривовато улыбнулся. — Повреждения будут заживать очень долго. Твое плечо не сможет нормально функционировать еще несколько недель.

Он поморщился, представляя себе масштабы трагедии в случае отказа напарника от лекарства.

— Думаешь, я совсем дурак? — вяло отмахнулся немец, издав звук, отдаленно напоминающий хриплый смешок. — Полагаешь, я не заметил шприц?

Кроуфорд покачал головой, слабо щурясь и оставляя вопрос невысказанным.

— Коли, — ответил Шульдих, тяжело сглотнув и крепко зажмурившись. Судорожно сжатые в порыве пальцы отозвались вспышкой острой боли в плече, тем самым укрепив уверенность телепата в принятом решении.

Кроуфорд передавил жгутом руку чуть выше локтя, Шульдих поработал кулаком и замер, ожидая начала экзекуции. Снотворное приятно туманило разум, смазывая реальность и придавая ей несколько неестественные очертания. Сознание плыло, а немец отметил, что, будучи таким сосредоточенным, Кроуфорд казался очень привлекательным. Морщинки, залегшие между бровями, вовсе не делали его суровым и ничуть не старили. Оракулу безумно шла серьезность, но только в том случае, если не была напускной. Шульдих всегда любил украдкой наблюдать за тем, как Кроуфорд работает. Он приходил к нему в кабинет, садился в кресло и, бесконтрольно, не понимая собственных мотивов, замирал, превращаясь в часть интерьера. Он с жадностью впитывал каждое движение, каждую отражающуюся на лице эмоцию, пока не пресыщался богатой, как показала практика, мимикой оракула, после чего совершенно бесшумно выскальзывал за дверь, чувствуя удовлетворение схожее с тем, которое растекалось по телу после крышесносного оргазма.

Вскрыв ампулу и наполнив раствором шприц, Кроуфорд выпустил из него воздух, а после, смочив ватку спиртом, протер будущее место укола, придвинулся ближе и начал вводить иглу.

— Ты чертовски сексуален, когда ты такой, — пробормотал Шульдих на выдохе, наблюдая, как по лицу Кроуфорда скользнуло удивление, и только отменная выдержка не позволила ему вздрогнуть от неожиданности и проткнуть насквозь многострадальную вену телепата, который, казалось, и вовсе забыл о том, что его лечат самым ненавистным из возможных способов. Шульдих притих, рассматривая такой близкий сейчас профиль Кроуфорда, чувствуя непреодолимую тягу заправить за ухо выбившуюся прядь и подарить мимолетную ласку — невесомое прикосновение к скуле. Но стоило Шульдиху потянуться, чтобы проделать желаемое, как Кроуфорд выпрямился, отстраняясь, одним плавным движением вынимая иглу из вены и мгновение спустя снимая жгут.

— Все, — коротко бросил оракул, аккуратно опуская шприц рядом со вскрытой ампулой. — Лекарство скоро подействует. А завтра будешь почти как новенький.

— Эй, — язык уже почти не ворочался, но Шульдих старался изо всех сил произнести то, что собирался.

— Что? — отозвался Кроуфорд.

— Побудь со мной, ладно?

Снотворное наконец-то подействовало так, как надо, смежив подрагивающие веки телепата и погрузив его в глубокий сон. Кроуфорд позволил себе слабую улыбку одним лишь уголком губ, накрыл напарника пледом и с тихим вздохом облегчения устроился в кресле — Шульдиху опасность больше не угрожала. Раствор, усиливающий во много раз и без того ускоренный метаболизм, позволит в кратчайшие сроки избавиться от всех неприятных последствий, а мощное снотворное поможет восстановить щиты. Все, что останется утром – пара ссадин на скуле, шишка на затылке и легкий дискомфорт в плече, но к вечеру следующего дня пройдут и они.

Кроуфорд невольно задумался над словами Шульдиха, он внимательно вглядывался в безмятежное лицо спящего, будто пытаясь найти там ответы на вопросы, которые никогда не задаст, но после просто списал все на побочное действие снотворного, предпочитая не ломать голову над тем, что пока еще не было в его власти. Он знал, что со временем знание придет, а до этого момента лучше не делать никаких выводов, чтобы ненароком не испортить кажущуюся столь привлекательной линию будущего.

Так, размышляя обо всем и вместе с тем ни о чем, Кроуфорд задремал, не слишком удобно разместившись в своем кресле, но нисколько не переживая по этому поводу. В эту ночь кошмары, давно уже ставшие привычными спутниками сна, его не тревожили.