«Дорогой Брэд! Твою ж мать, когда ты советовал мне воздержаться от покупки яхты, ты мог выразиться более конкретно?! Приезжай немедленно и забери меня отсюда!»

Шульдих свернул листок и просунул его через горлышко опустевшей пивной бутылки. Оставшиеся в бутылке капли смочили чернила, и слова, выписанные нетвердым почерком, размылись, перетекая одно в другое. Немец только усмехнулся, завинтил крышку на бутылочном голышке поплотнее и, размахнувшись, забросил бутылку далеко в море.

Шел первый вечер его вынужденного одиночества на крохотном островке. В наличии имелись: покореженная яхта, вынесенная на берег во время шторма, разбитая буквально в щепки рация, чудом уцелевшие полтора ящика отменного бельгийского пива и сухой комплект белья и одежды. И блокнот с шариковой ручкой. То есть, не было никаких причин унывать – очень скоро приедет Брэд и вытащит его отсюда. Он удивительно надежный, этот Брэд Кроуфорд, еще не было случая, когда он не вытаскивал бы Шульдихову задницу из очередной передряги. Может быть, уже завтра утром телепат проснется от шума вертолета над островком – и вернется домой, в свою уютную квартирку, где есть джакузи и вкусная еда в холодильнике... С этими сладкими мыслями, в подробностях представляя себе копченую куриную грудку, немец и заснул.

***

День второй.

Не верьте тому, кто уверяет, что нет удовольствия больше, чем спать под открытым небом, слушая шум прибоя. Полная чушь – жестко, ветер, море гудит.

Это было первым, о чем подумал Шульдих, открыв припухшие глаза. Желудок требовательно заурчал под аккомпанемент моря. Ни вертолета в небе, ни Кроуфорда поблизости не наблюдалось.

Что ж – у Кроуфорда могли возникнуть неотложные дела, это нельзя сбрасывать со счетов. И, вероятно, он отдал предпочтение делам, а за ним, Шульдихом, прилетит при первой возможности. И, конечно же, выслушает о себе много нового – немец не жаловался на память и будет припоминать свое вынуждение ожидание долго, очень долго.

Телепат не привык унывать – впереди было сколько-то времени, которое следовало провести с пользой. И, несмотря на убежденность Наги в том, что единственная литература, которая попадала в руки Шульдиха, была мужскими журналами, текстовое содержание которых сводилось к минимуму, а иллюстрации превышали общим числом книги «для детей до трех лет», какая-то часть детства немца была охвачена разнообразной приключенческой литературой. Поэтому, с трудом припоминая читанное, Шульдих имел некоторое представление о том, как сделать приключение незабываемым. То есть, поправился он, сделать свое пребывание на этом курорте сколько-нибудь приемлемым. Нельзя же просто сидеть на берегу и ждать, когда прилетит Кроуфорд в голубом вертолете! Надо направить кипучую энергию голодного человека в мирное русло. Например, обойти, наконец, остров и поискать пригодную для питья воду. И еду – должны же здесь быть какие-то фрукты. Хоть что-то съедобное.


Через четыре часа Шульдих плюхнулся на песок и обхватил голову руками. Перед глазами открывался чудесный вид на искореженную яхту. Оставалось надеяться, что Кроуфорд поторопится. Потому что островок оказался действительно крошечным: за это время рыжий успел его обойти по периметру, пересечь справа налево и сверху вниз – и так три раза. На острове не было ничего, напоминающего пресную воду, кроме неглубокой грязной лужи, существованием которой, очевидно, мир был обязан вчерашнему дождю. Лезть в лужу не хотелось категорически.

Еды тоже не было. Ни фруктов, ничего. Из вероятно съедобного были обнаружены жирные личинки неизвестного насекомого. Шульдих вспомнил полевую практику и его передернуло. Нет, пока есть надежда на Кроуфорда, он не притронется к этой мерзости.

Что значит – «есть надежда»? Разумеется, уже скоро Брэд вытащит его отсюда.

А пока – пока у него есть пиво, солнце и море. И жизнь прекрасна!

«Брэд, я согласен понять, что у тебя дела, но столько солнца не пойдет на пользу моим веснушкам, так и знай! И я скоро превращусь в русалку, если не перестану плавать. Давай же, Брэд, вытащи меня отсюда, мне скучно».

***

Примерно в то же время. Кимберли.

Монотонный голос докладчика на собрании Совета акционеров был призван, очевидно, усыпить всех присутствующих. Брэд Кроуфорд никогда не покупался на это, всегда внимательно слушая собеседника. И да, у него была нехорошая привычка читать весь текст любого договора и соглашения, в том числе тот, что шел в приложениях мелким шрифтом. Но сейчас мысли Кроуфорда занимали вовсе не важные дела, а какая-то странная навязчивая тоска. С Наги все было в порядке, за Фарфарелло Брэд тоже не беспокоился, Шульдих, согласно видениям, пребывал на каком-то уединенном пляже, где плавал в теплом море и грелся на солнце. Сам американец предпочитал более интеллектуальный отдых, но каждому свое. В любом случае, за Шульдиха тоже можно было не волноваться. Но гнетущая, вгрызающаяся тоска-тревога не отступала.

***

Пять дней спустя…

Кто-то жаловался на солнце, да? Какой идиот жаловался на солнце? Дождь был холодным и очень, очень надоедливым. За таким дождем муторно наблюдать даже тогда, когда он где-то за окном, а ты сидишь себе на уютном диване перед телевизором. А уж когда холодные потоки воды льются прямо на тебя, и спрятаться от них некуда… Шульдих постарался еще компактнее сжаться в комочек и не стучать зубами слишком уж откровенно. Сухой одежды больше не осталось.

Черт, теперь-то он должен появиться! Кроуфорд – он ведь как волшебник, как добрая фея из сказки, он всегда появляется там, где это нужно. Он же не может не знать, как его (хорошо, пусть бывшему) коллеге сейчас плохо. Очень хотелось себя пожалеть. Одиночество, дождь и ледяные конечности как-то способствуют такому желанию, но Шульдих все же нашел в себе силы отмести его в сторону. Это ничего не даст.

Но в сознании плясала трусливая мыслишка, что самое время начинать паниковать. Что Кроуфорд не появится. Что ему и дела нет до того, что Шульдих сейчас здесь, один, всеми брошенный и некому его накормить и обогреть…

Немец зубами открыл последнюю бутылку. Чуть пряная жидкость сразу же закружила голову – трудно ожидать иного, если это единственная еда, имеющаяся в наличии. Имевшаяся. Шульдих с тоской подумал о личинках – видимо, завтра придется перейти на них.

Блокнотные листы подмокли, но писать еще можно было. Впрочем, какая разница, никто никогда не найдет этого и не прочтет.

«Брэд… Нужно было тебя послушаться тогда, я это давно понял. Знаешь, сейчас, под дождем, в голову лезут всякие глупые мысли, вроде того, что ты никогда так и не появишься, а я останусь здесь навсегда… Да, я знаю, нелепо. А вдруг, Брэд? Так глупо было бы остаться здесь и никогда не сказать тебе о том, как много ты для меня значишь. О том, что я привык во всем на тебя полагаться. Впрочем, это-то ты знаешь, но ошибочно зовешь безответственностью. Это такое доверие, больше которого ничего не может быть. Ты нужен мне. Ты чертовски мне нужен. И не только для того, чтобы вытащить меня с этого проклятого острова. Ты просто нужен мне...»

Шульдих с сомнением посмотрел на последнюю бутылку. Все ее сестры уже канули в океане. В нее можно было набрать немного пресной воды – нужно же в дожде найти хоть один плюс. Немец покачал головой, плотно закрыл крышечку и широко размахнулся.

– Плыви. Плыви до него.

***

Тогда же, Нью-Йорк, Токио

– Брэд, я не могу дозвониться до Шульдиха.

– Я тоже, Наги. Не волнуйся, по моим прогнозам, он должен наслаждаться жизнью на лоне природы.

– Без телефона? Без связи с миром?

«Это непохоже на Шульдиха» – осталось непроизнесенным между ними.

– Мы разговаривали неделю назад, – голос у парня действительно встревоженный, хотя тот и старается говорить как обычно ровно и безэмоционально, – он покинул национальный парк Какаду, из Дарвина вышел в море на своей яхте и до сих пор не дал о себе знать. Шесть дней назад в районе Индонезии бушевал сильнейший шторм. Это достаточные основания для беспокойства?

– Достаточные, – вынужден был признать Кроуфорд. – Господи, – беспомощно вопросил он, – что Шульдиху понадобилось в этом парке? Это же в Австралии?

Было слышно, как Наги тихонько фыркнул:

– Ну, он всегда говорил, что хотел посмотреть на утконосов.

***

Сутки спустя.

Шульдих музыкально отстукивал зубами неизвестную мелодию. Брэд покрепче прижал его к себе и отвинтил горлышко фляжки.

– Выпей.

Тот сделал глоток бренди, еще один. Потом поднял на Кроуфорда обиженные глаза:

– Почему так долго? – вопрос прозвучал до того жалобно, что Наги за штурвалом вертолета едва сдержал нервный смешок.

– Я придурок, – коротко ответил американец, – не понял, что ты отдыхаешь не на курорте.

Шульдих всхлипнул и поплотнее закутался в большой теплый кроуфордов свитер. Хотелось закрыть глаза, прижаться к Брэду еще плотнее и сказать, что тот идиот, что Шульдих его ждал, так ждал… И что ему так тепло сейчас, и совсем не хочется, чтобы эти объятия закончились, и что если некоторые американцы наклонятся чуть ниже, можно будет коснуться губами его шеи и горла…

Шульдих привык считаться со своими желаниями. Он закрыл глаза…

… и тут же уснул.

***

Через полгода.

Кроуфорд поправил белую шляпу и тихо проклял всех рыбаков на свете. А особенно тех, которые вынуждают своих деловых партнеров составлять им компанию в своих сомнительных развлечениях. Но этот контракт уже маячил перед глазами, да и предлагаемые условия выгодно отличались от прочих, поэтому стоило потерпеть. В конце концов, совместная рыбалка ничуть не хуже, чем совместное хождение по элитным клубам и казино, и уж точно не хуже игры в гольф. Напоминание об игре, как всегда, навело на мысли о Шульдихе. Интересно, как он сейчас? Тогда они расстались через четыре дня после избавление немца с островка, да так и не смогли нормально поговорить, хотя Брэд чувствовал – по ищущему, слишком внимательному взгляду, по фразам, обрывающимся после первого же слова, – что Шульдиху это нужно. Но вывести телепата на откровенный разговор так и не удалось. А потом американец вернулся в Кимберли, а Шульдих, кажется, собирался в Вену…

– Мистер Кроуфорд! – громкий голос ван Холлена вырвал его из плена размышлений. Кроуфорд перевел глаза на удочку и, кивнув радушному хозяину в знак того, что запомнил все уроки, плавно повел ее вверх.


Рыбина была просто колоссальной по размерам. Кроуфорд выслушал больше комплиментов и восторгов, чем за всю предшествующую этому значительному событию жизнь. Наконец пойманное морское чудище удалось перепоручить кухарке, и Брэд вздохнул с облегчением.

Пока кухарка не появилась на пороге гостиной.

– Это было внутри рыбины, сэр, – сообщила она, протягивая пивную бутылку. Это точно было пивной бутылкой, Кроуфорд хорошо запомнил эту форму – рыжий телепат всегда предпочитал это пиво всему прочему.

Брэд взял бутылку в руки и задумчиво повертел. Видения готовы были захлестнуть с головой, но он усилием воли удержался на грани реальности. Внутри бутылки что-то было. Свернутый лист бумаги, похоже на то.

«Вот ты и дождался, Брэд,– улыбнулся сам себе американец, – так мечтал в детстве о тайных посланиях и пиратах…»

Открыть бутылку было делом нескольких секунд. Открыть, развернуть сложенный лист и задохнуться.

Этот почерк он бы узнал из тысячи других.

«…Это такое доверие, больше которого ничего не может быть. Ты нужен мне. Ты чертовски мне нужен. И не только для того, чтобы вытащить меня с этого проклятого острова. Ты просто нужен мне...»

Шесть часов ушло на то, чтобы узнать, что Шульдих покинул Вену, провел месяц в Париже, оттуда улетел в Сан-Франциско, навестил Наги в Токио и сейчас находится в Катманду.

– Лягушка-путешественница, – ворчал Кроуфорд, заказывая билет на самолет.